Ричард Бах

Ничто не случайно

несколько припаркованных машин и нескольких пальмирцев, заглядывающих в наши кабины. Стью развернул плакаты ЛЕТИ $3 ЛЕТИ, и мы приступили к работе. — Пальмира, вид с воздуха! Самый красивый городок в мире! Кто летит первым?

Я подошел к припаркованным автомобилям, когда зеваки, глазевшие на наши кабины, сказали, что им просто было любопытно. — Вы готовы полетать на самолете, сэр? — Хе-хе-хе-хе, — это был единственный услышанный мною ответ, и он совершенно ясно говорил: ты что, жулик несчастный, в самом деле считаешь меня таким дураком, чтобы взлететь на этой рухляди?

Характер этого смешка заставил меня замереть на месте и резко повернуть назад. До чего же сокрушительная разница между этим местом и остальными городишками, где нас принимали с таким радушием. Если мы занялись поиском настоящих, искренних жителей Америки, то нам немедленно надо уносить отсюда ноги.

— Не могли бы вы меня покатать? — Отважно направившийся ко мне из другой машины человек моментально изменил мое настроение. — С удовольствием, — сказал я. — Стъю! Пассажир! Поехали! Подбежал рысцой Стью и помог пассажиру устроиться в передней кабине, пока я пристегивался в задней. В своем маленьком кабинете со знакомой приборной панелью и всеми рычагами я чувствовал себя как дома и был в нем счастлив. Стью принялся вручную заводить инерционный стартер с помощью ручки, время от времени принимаемой фермерами за «молочный сепаратор».

Напряженно вцепившись в ручку, поначалу медленно ее проворачивая, вкладывая тяжкое усилие в запуск стальной массы скрытого под капотом маховика, Стью по каплям отдавал чистую энергию своего сердца стартеру. Наконец, когда взвыл маховик стартера, Стью отскочил в сторону и крикнул: «Готово!» Я потянул рукоятку стартера, и пропеллер рывком пришел в движение.

Но вращался он всего десять секунд. Потом он замедлил вращение и остановился. Именно в этот один-единственный раз двигатель не завелся. В чем дело, — подумал я. Эта штуковина всегда запускалась; он никогда не глох на старте! Стью обалдело на меня уставился, недоумевая, как вся эта пытка ручного запуска могла уйти впустую.

Только я покачал головой, давая ему понять, что не знаю, почему двигатель не запустился, как обнаружил, в чем дело. Я просто не включил зажигание. Я настолько уютно чувствовал себя в кабине, что, по моему разумению, все ее рычаги и переключатели уже должны были действовать самостоятельно.

— Стью... а... мне очень неловко... но... я забыл включить зажигание извини, это была конечно глупость с моей стороны, крутани ее еще раз ладно? Он прикрыл глаза, призывая на меня все небесные кары, а когда это не подействовачо, собрался было швырнуть ручку мне в голову. Но, вовремя сдержавшись, он с видом христианского мученика снова воткнул ручку и принялся ее крутить.

— Извини ради Бога, Стью, — сказал я, снова удобно усаживаясь в кабине. — С меня пятьдесят центов за забывчивость. Он не ответил, у него не было сил разговаривать. Когда я второй раз потянул рукоятку стартера, мотор тут же взревел, а наш парашютист посмотрел на меня, словно на несчастное бестолковое животное в клетке.

Я быстренько покатил прочь и спустя минуту уже был в воздухе с моим пассажиром. Биплан сразу освоился с полетной схемой над Пальмирой с небольшим отклонением в сторону, чтобы взглянуть на озера, и с небольшим набором высоты, потому что к востоку от городка не было удобных площадок для аварийных посадок.

Полет занял ровно десять минут. На пробеге биплан на секунду завилял, пока я раздумывал о том, какая здесь замечательная травяная посадочная полоса. Очнись! — говорил он мне. Ни один взлет, ни одна посадка не похожи на остальные, ни один! И не забывай об этом! Тут же раскаявшись, я прекратил виляние, выжав педаль.

Когда мы заруливали на стоянку, Пол с пассажиром уже выруливал на своем Ласкомбе на старт. Я немного повеселел. Может, Пальмира не так уж безнадежна, в конце концов. Но на этом в тот день всё и закончилось. Зрители у нас были, не было только пассажиров. Стью взял деньги с моего пассажира и подошел к кабине.

— Ничего не могу с ними поделать, — прокричал он сквозь рев двигателя. — Если они остановятся и выйдут из машин, пассажиры у нас будут. Но если они останутся сидеть в машинах, тогда это только зрители и полеты их не интересуют.