биплана, всего-то стоит еще один самолет. Вопросы в лучах солнца, пока горючее плавной струёй наполняет бак. — Откуда летишь? — Из Северной Каролины? — А куда? — В Лос-Анджелес?
Пауза — взгляды вглубь кабины, на маленькую приборную панель. — Длинный путь. — Да, похоже, и в самом деле, длинный. — И я думаю о галлонах бензина, которые мне еще предстоит влить в этот бак, и о тех часах, на протяжении которых я буду вглядываться в окрестности через лобовое стекло, выпачканное маслом, о солнце, которое будет вставать позади меня каждое утро и отражаться в моих глазах каждый вечер. Похоже, действительно предстоит еще длинный путь.
Я захожу в здание летных служб и уделяю время бутылке неизменной пепси-колы. Я знаю, что тут должно быть очень тихо, но двигатель всё еще тарахтит 1 – 3 – 5 – 2 – 4 в моих ушах. Сегодня предстоит совершить еще один перелет. Еще один длительный полет, до самого заката — в воздухе. Возможно, к ночи доберусь до Миссисипи. Хорошо будет выбраться из кабины, прогуляться по окрестностям. Провел в ней сегодня так много времени. Будет здорово растянуться на траве и уснуть. Еще один перелет — и я так и сделаю.
8
Всё начинает меркнуть, всё смешивается в кучу. Я ловлю себя на том, что начинаю торопиться. Время после полудня; снова вырастают деревья, толпясь вдоль дороги, и везде, где я могу видеть, зеленеют их вершины. В этот день так много часов было проведено в кабине, что я устал.
И тут же — негромкий удивленный голос. Устал? Устал от полета? Ого! Стало быть, требуется всего несколько часов непрерывного ветра, и ты уже устал и готов всё бросить. Наконец мы видим, что между пилотами дня вчерашнего и дня нынешнего есть разница. Не преодолев и полпути, ты уже не выдерживаешь нагрузки нескольких часов полета.
Хорошо, хватит, хватит. У тебя нет убедительных доказательств того, что пилоты прежних лет не чувствовали усталости, и ты увидишь, что я вовсе не собираюсь всё забросить или хотя бы снизить темп. Не слова, а действия покажут, смогу ли я справиться. Только живя всем этим, я открою для себя полет.
Вот почему многие люди путешествуют на самолетах, но лишь некоторым из них известно, что значит летать. Пассажиры, ожидающие в аэропорту своего рейса, смотрят на самолеты сквозь стекло толщиной в двадцать футов, из куба, в котором работают кондиционеры и мягко звучит музыка. В некоторых аэропортах действительность преподносится им едва ли не на серебряном блюдечке, поскольку их одежды может коснуться тот же воздушный поток пропеллера, пресловутый поток, трепавший куртки великих сынов полета.
И вот прямо перед ними вздымается самолет, который пролетел много часов и будет летать еще дольше, пока на смену ему не придет более современная модель. Очень часто, однако, поток воздуха от пропеллера — лишь сила, которая дергает за лацкан куртки, нечто, вызывающее раздражение; а на большие самолеты пассажиры едва ли обращают внимание, и в мыслях у них — поскорее добраться до трапа и укрыться от ветра. И самолет, который так много может предложить тому, кто лишь найдет время, чтобы посмотреть, — неужели на него так и не обратят внимание? Изгиб крыла, изменивший историю и путь развития человечества, остается ли он незамеченным?
Нет, ну что ты. Не остается. Там, на ветру, держа руки в карманах, сгорбившись, идет навстречу холодному солнцу старший помощник командира корабля, с тремя золотыми полосками на рукавах, игнорируя пассажиров, всё внимание сосредоточив на своем самолете. Он видит, что на гидравлических магистралях нет подтеков, что внутри гигантских ниш шасси — всё в безупречном порядке. Сами шасси и покрышки — всё выглядит замечательно. Он обходит самолет, осматривая его, проверяя, радуясь ему без малейшей тени улыбки.
Картина закончена. Пассажиры добираются до своих мягких комфортабельных кресел и вскоре отправляются в путь на машине, которую так много людей не понимают и не стремятся понять. Командир корабля и его старший помощник понимают свой самолет, заботятся о нем и постоянно проявляют к нему внимание. Поэтому, ничто не забыто; самолет счастлив, и экипаж, и пассажиры готовы следовать своим путем.