Курт Зелигманн

История магии и оккультизма (Часть 1)

операции, которые ставили перед собой благие цели. Знахарь, исцеливший заговорами соседскую корову, подлежал столь же суровому наказанию, что и ведьма, наславшая на эту корову порчу. Но греческая религия была далеко не столь сурова: она не подчинялась церковным авторитетам. Бережно поддерживая старинные обычаи, она в то же время приветствовала новые откровения. Главное, чтобы магия преследовала достойную цель и служила общему благу. И это условие относилось ко всем, кто занимался практической магией, - как к жрецам, так и к 'свободным художникам' в области магического искусства.

Платон в 'Законах' постановляет: 'Если окажется, что человек из-за своих магических узлов, заговоров и заклинаний уподобился тому, кто наносит другому вред, пусть он умрет, если он прорицатель или гадальщик'?. Однако в 'Тимее' он объявляет гадание на печени жертвенных животных благим и вполне законным действием, ибо 'цель бога состояла в том, чтобы исходящее из ума мыслительное воздействие оказалось отражено печенью, словно зеркалом, которое улавливает напечатления и являет взору призраки'??. С третьей стороны, то же гадание, сопряженное с преступлением, каралось смертью: Аполлоний Тианский предстал в Риме перед судом, когда 'было объявлено, что он принес в жертву некоего отрока, дабы узнать тайны будущего посредством гадания на внутренностях юноши'. Такие случаи, по-видимому, не были единичными, ибо против них была направлена отдельная статья закона.

Способность к спонтанному пророчеству считалась божественным даром, ниспосылаемым лишь тем, кто его достоин, и в особые моменты жизни. В платоновской 'Апологии' Сократ, выслушав смертный приговор, объявляет: 'А теперь, о мои обвинители, я желаю предсказать, что будет с вами после этого. Ведь для меня уже настало то время, когда люди особенно бывают способны пророчествовать, - когда им предстоит умереть'?.

В 'Пире' же Платон именует искусство гадания 'творцом дружбы между богами и людьми'?*.

Первым пророком и основателем всех мистерий считался мифический Орфей. 'Своей музыкой он возвращал мертвых к жизни'. Орфическая религия процветала в Греции уже за шесть столетий до Рождества Христова. Голова Орфея хранилась на острове Лесбос и верили, что она сохранила свою магическую силу и способна предсказывать будущее. Легендарного прорицателя Мелампа змеи научили языку птиц. Еще один мифический провидец, Эпименид, прожил три столетия, а проспал из них всего тридцать лет. В Афинах открывал людям тайны грядущего божественный ясновидец Мелисанг. Бакис был одержим нимфами: эти дочери рек и ручьев изрекали истину его устами. Последним из этого избранного общества был Аполлоний Тианский, живший уже в I веке н.э. Говорили, что он обладает поистине божественным могуществом. Во многих малоазиатских общинах возводили храмы и святилища в честь этого соперника Иисуса из Назарета?.

Ясновидение теснейшим образом было переплетено с повседневными религиозными обрядами. Оракулы богов предсказывали будущее, а старики-прорицатели надзирали за жертвоприношениями и прочими религиозными церемониями. По внутренностям жертвенного животного, по цвету и форме жертвенного огня сперва определяли, принята ли жертва божеством и угодна ли она ему, а затем получали ответы на вопросы о будущем, приобщаясь к божественной мудрости.

Слово 'оракул' означает 'ответ'. Чтобы получить оракул, жрецы обращались к богу через посредничество пифии - женщины-медиума. Пифия входила в транс, вдыхая наркотический дым или ядовитые испарения, поднимающиеся из расщелин в земле. В Аргосе с той же целью пифия пила кровь жертвенных ягнят. Как только божественный дух входил в тело пифии, жрец задавал ей вопросы и получал из ее уст ответы богов-олимпийев. Как правило, эти ответы, произносимые с диковинной, нехарактерной для обычной речи интонацией, были двусмысленными. Лукиан (II в. н.э.) насмехался над этой двусмысленностью: 'Только второй Аполлон смог бы прояснить слова первого'. Так, рассказывают, что пифия предостерегла Нерона: 'Опасайся шестьдесят третьего года'. Нерон истолковал это пророчество применительно к своему собственному шестидесятитрехлетию. Однако в действительности оно относилось к Гальбе, который находился именно в этом возрасте, когда сверг Нерона.