Даниил Андреев

Роза мира (часть 5)

которая совершается

перед лицом многих десятков тысяч человек и в которой участвуют

- единственный раз в году - все пять священств Розы Мира. До

моего сердца доносятся звуки золотых труб - высоко-высоко, под

самым куполом на главной башне великого храма. Город еще во

мгле, а купол и эти трубы уже загорелись в солнечных лучах:

поднимается день летнего солнцеворота. Я слышу мелодию, я вижу,

как распахивается в храме заалтарный проем, и алый диск, еще

перерезанный зубчатой линией городского горизонта, является

перед народом. Я вижу вокруг престола в алтаре представителей

всех священств и среди них священнослужительницу Приснодевы и

священнослужительницу Великих Стихиалей. Я различаю, как все

предстоящие - их семь - протягивают над престолом правую руку.

Я не могу различить, что за таинство совершают они, но вижу

гармонию их медленных движений и слышу, как обращается к Солнцу

старший из них, верховный наставник человечества:

- Слава тебе, восходящее Солнце!

Громоносные хоры повторяют эти слова, и снова трубят

золотые трубы снаружи

храма, под куполом.

- Слава тебе, возносимое сердце! - различается второй

возглас верховного наставника, и я вижу, как он, сопровождаемый

иерархами всех священств, направляется через распахнутый проем

на восточную террасу. И когда замолкает гром хора и трубы в

третий раз повторяют свой напев, я вижу, как верховный

наставник приближается к парапету над площадью и возглашает,

поднимая на фон алого диска крылатое сердце-лампаду, светящуюся

изнутри:

- Благословенна желанная встреча в зените!

ГЛАВА 4. КНЯЗЬ ТЬМЫ

Многое воспринимаю я при помощи различных родов

внутреннего зрения: и глазами фантазии, и зрением

художественного творчества, и духовным предощущением. Кое-что

вижу и тем зрением, которым предваряется долженствующее быть.

Но все, что я вижу впереди, - для меня желанное; и нередко я

совершаю, может быть, незаметную подмену, принимая желаемое за

объективно предназначенное к бытию.

Такая подмена больше не может иметь места, коль скоро взор

направляется в дальнейшую тьму времен и различает там не

желаемое и радующее, а ненавидимое и ужасающее.

Не странно ли, что Роза Мира, долгое время господствуя над

человечеством, все-таки не сможет предотвратить пришествия

князя тьмы? - Да, не сможет. Ко всеобщему величайшему горю - не

сможет. Не сможет, хотя и будет всеми силами стремиться

отсрочить его приход, чтобы закалить для борьбы с ним

наибольшее число умов и сердец человеческих.

При благоприятном решении ряда исторических дилемм она

действительно водворит на земле условия Золотого Века. Она

упразднит государственное и общественное насилие. Она устранит

какую бы то ни было эксплуатацию. Она ослабит хищное начало в

человеке. Она смягчит нравы народов до той степени, на какую

намекают нам вещие сны светлых мечтателей прошлого. Она откроет

перед людьми пучины познания об иных мирах и о путях

восхождения Энрофа. Она поднимет некоторые виды животных до

овладения речью и до разумно-творческого бытия. Неослабными

предупреждениями о грядущем князе мрака она заранее вырвет

из-под его духовной власти мириады тех, кто без такого

предупреждения мог бы быть им обольщен и вовлекся бы в колесо

горчайшего искупления. Ее грандиозный Синклит - Аримойя -

преобразит некоторые из чистилищ в миры духовного врачевания.

Но останется несколько противоречий, которых не сможет

разрешить и она: их вообще нельзя разрешить до тех пор, пока

человечество, как говорил Достоевский, не переменится

физически.

Такие противоречия можно смягчить, сгладить, временно

заглушить, но устранить их корень нельзя, потому что корень их

- в том эйцехоре, которое, со времен падения Лилит, свойственно

всем живым существам Энрофа, кроме тех, кто изжил его и

испепелил в ходе своего просветления. Главнейшие из этих

противоречий психологически выражаются наличием в человеке

импульса жажды власти и сложной, двойственной и противоречивой

структурой его сексуальной сферы.

Действуя то порознь, то вместе, эти импульсы создают

тяготение ко злу, свойственное почти каждому человеку, и

способность подпадать обаянию зла в его различных видах, а

иногда даже беспримесному злу, не маскирующемуся