ть человеческой жизни, с
которой до сих пор непосредственно связано лишь одно таинство
христианского культа: это область отношений между мужчиной и
женщиной и связанное с ней таинство бракосочетания. В главе о
Женственности я уже указывал, что великая аскетическая эра, так
жестко и сурово отпечатавшаяся на историческом христианстве,
привела к тому, что брак и деторождение были освящены
таинством, но высшим состоянием продолжайте считаться
иночество. Правильнее сказать, что брак и деторождение
терпелись поневоле - и только. Есть некое, не всеми сознаваемое
противоречие в обрядах, когда благословение на брак
испрашивается у таких инстанций духовного мира, которые как раз
оправдывают, как прямейшую дорогу к ним, безбрачие и
самоограничение. А инстанции христианского мифа именно таковы.
Уместно ли испрашивать благословение на брачное, сожительство у
Иисуса Христа, Которого кощунственно даже мыслить вступившим в
человеческий брак? Или у великих святых, достигших святости
именно в безбрачии? Или у Пресвятой Девы Марии? - Говорят про
чудо в Кане Галилейской. Но разве мыслимо этот единственный в
своем роде эпизод евангельской истории противопоставлять
повелительному духу всех ее остальных глав, всем бесчисленным
речениям евангелистов, апостолов и Самого Христа, указывавших
на отречение от всех земных привязанностей как на наивысший
идеал? Очень правдоподобно, что если бы миссия Христа в Энрофе
не прервалась, то чудо в Кане Галилейской оказалось бы началом
такой цепи Его деяний, которые в конце концов привели бы к
полному преобразованию физической данности брака и любви. Но
этого не совершилось. И не удивительно, что таинстве
бракосочетания оформилось словесным текстом, не лишенным
надуманности и сухости. Чувствуется, что 'Исайя, ликуй!'
создавайтесь каким-нибудь чернецом по приказу высших иерархов.
Освятить глубоким и осмысленным обрядом такой потрясающий своей
значительностью момент, как рождение человека, никому в
христианстве даже в голову, по-видимому, не приходило. Развод
же - богословски и фактически - оказался почти невозможен: 'Что
Бог соединил, человек да не разъединяет'
Однако ведь когда воля Божия сказалась в соединении двух
любящих, она проявилась не в громе и молнии, не в чудесном
вторжении иерархий в наш видимый мир, а просто в голосе любви,
заговорившем в двух сердцах, и в их собственной воле к этому
соединению. Этот голос любви и был воистину божественным
голосом; таинство же брака есть мистериальное действие, имеющее
целью низвести в волю обоих любящих высшие духовные силы,
которые помогут им осуществить эту любовь в совместной брачной
жизни, не замутняя, не искажая и не истощая любви. Ну, а если в
их сердцах заговорила воля к расставанию? если один из двоих
убедился что любовь иссякла, а взамен ее возникла, столь же
непостижимо, как и первая, новая любовь, обращенная на третье
лицо? И возникла притом не в качестве мимолетного влечения, а в
виде глубокого, непобедимого чувства? Кто это сказал, откуда
это известно, каким мудрецом провозглашено, будто любовь может
прийти к каждому человеку только один раз в жизни и ни в коем
случае не больше? Какое пуританское незнание душ человеческих
может навязывать всем этот путь единиц? И если даже такой новой
любви не возникло, а только оба убедились, что продолжение
совместной жизни - обоюдная, никому не нужная мука, и жаждут
освобождения - разве жажда свободы не есть проявление в
человеке той же исконной божественной воли? Речение Христа 'Что
Бог соединил, человек да не разъединяет' - это не юридическая
норма, а нравственный завет, духовное предупреждение. Оно
означает, что если Бог, то есть голос взаимной любви,
услышанный двумя сердцами, соединил обе их жизни, пусть каждый
из них остережется разрывать этот союз, подпав соблазну слишком
человеческих побуждений: потаканию своей низшей, самостной
свободе, эгоизму, беглым увлечениям и страстям, лени, похоти,
нетерпению. Почему же мы налагаем таинством брака нерасторжимые
узы на всю жизнь? Как будто таинством нельзя низводить духовную
помощь в круг таких усилий, которые имеют в виду брачный союз
на длительный срок, а не на вечность! Почему мы освящаем
таинством соединение любящих и не желаем освящать другим
таинством боль их расставания?