Провиденциальных начал до него не достигало, пока,
наконец, после неимоверных усилий со стороны синклитов - и не
только русского - однажды во время ею пребывания в хоххе эти
тенета были прорваны на короткий миг. В это миг ему были
показаны - не панорамы светлых миров - это только усилило бы
его ненависть - но отдаленные этапы его собственного грядущего
пути, его возможное воплощение антихристом и конечная
катастрофа: сбрасывание на Дно Галактики - то самое, где нет
никаких времен, - страдалище, страшнее и безвыходнее которого
не существует в мироздании. Эта была ночь непередаваемою ужаса.
Ужас был таким, что на несколько минут все его существо
воспламенилось отчаянною молитвой - спасти его, предотвратить
его дальнейшие шаги по этой дороге. Минуты прошли. Гордыня,
упрямство и жажда беспредельной власти возобладали. Но эта
ночь, случившаяся в 1952 году, возымела некоторое действие.
Погружения в хохху после этого уже не вливали в него новых сил.
Сказалась, может быть, слишком тяжкая психологическая нагрузка
- это вечное хождение в маске материализма, марксизма, эта
постоянная двойная жизнь. Он как бы надорвался. Силы продолжали
вливаться уже только от Жругра через постоянный канал
инвольтации. За короткое время вождь постарел, а постоянные
физические недомогания окончательно подрывали его нервное
равновесие.
Разрывал ею и страх перед новыми соперниками. Первым,
совершенно явным, был, конечно, Стэбинг. Однако такого
человекоорудия Гагтунгра, которое могло бы стать новым
кандидатом в антихристы, в верхних кругах американскою народа
не намечайтесь. Но сознание, рассудок и некоторые неотчетливые
сведения, получаемые от земных источников информации, вносили
теперь такую путаницу, что вождю начал мерещится еще не
открытый им в виде конкретного человеческого существа, но уже
родившийся где-то в Энрофе страшный соперник, более пугающий,
чем Гитлер. И подобно тому, как сам он, владычествуя в России,
по крови и духу был не русским, а грузином, так и потенциальный
соперник мерещился ему не американцем по рождению. Ему
представлялось, что этот кандидат должен выйти из недр мирового
еврейства: о том, что в еврействе имеются некоторые узкие
круги, носящиеся с затеей выпестовать всемирною владыку, он
знал. И он решил, что неспроста Гитлер так беспощадно
расправлялся именно с еврейским народом. Только не следовало
действовать так топорно. Следовало постепенно выселить по
крайней мере евреев Советского Союза в особые зоны, где и можно
было бы как следует их прощупать - всех до единого.
Сознание начинало давать перебои.
Тем опаснее представлялось дальнейшее пребывание у власти
этого существа, утратившего последние представления о
соотношении вещей и масштабов. Урпарп не мог уже вливать в него
ни своей энергии, ни эманации своего разума через хохху, и
только Жругр продолжал еще пользоваться некоторым подобием
пуповины, эфирным каналом инвольтации, соединявшим его с
человекоорудием. Сам внушаемый великим демоническим разумом
Шаданакара, уицраор готовился к решительному вторжению, вместе
со всей воинственной силой Друккарга и китайского шрастра, в
шрастры других метакультур. Все активнее внушал он проводнику
своей воли решимость развязать третью мировую войну.
Предполагалось, что нападение должно произойти совершенно
внезапно, мгновенно и что несколько десятков водородных бомб,
сброшенные в течения немногих часов на жизненные центры
западных государств, сразу определят исход войны в пользу
Доктрины. В противном же случае санкция Урпарпа перенеслась бы
на Стэбинга, а Сталин, погибнув в Энрофе, был бы возможно
скорее взят в Гашшарву для окончательной подготовки к
последнему воплощению. Умостить историческую и социальную
дорогу ко всемирной тирании в Энрофе тогда пришлось бы не
Доктрине, а той концепции, которая победила бы ее и на основе
космополитизма создала бы новое прельстительное универсальное
учение. Демонический разум понимал, конечно, что разрушительная
сила третьей мировой войны вызовет опустошение целых стран, и
это само по себе было ему нежелательно, но новый огромный
приток гавваха был желателен в высшей степени. Кроме того,
предполагалось, что молниеносный характер войны сузит масштабы
возможных