'Он не был ни инженером, ни технологом'. Оставаясь
дилетантом во всех областях знания, кроме, может быть,
политико-экономических наук, но воображая себя гением
энциклопедического типа, он с 'неисповедимой наглостью'
Угрюм-Бурчеева взялся за руководство всей научной жизнью
Советского Союза. Конечно, ой не занимался лабораторными
исследованиями. Но деятельность всей системы Академии наук
СССР, со всеми входящими в нее институтами, равно как и работа
начальной, средней и высшей школ, направлялось согласно
установкам, полученным персонально от Сталина. Этого мало.
Организовывались широкие общественные дискуссии по вопросам
биологических, физических, даже астрономических дисциплин,
задачей которых были обсуждение и разработка такого угла зрения
на текущие научные проблемы, какой предуказывался и определялся
именно Сталиным. Но и этого мало. В некоторых областях науки он
даже осмеливался выступать как ученый-исследователь; незачем
напоминать, что при этом каждое его суждение становилось
нерушимой догмой для всех специалистов этой научной области.
Всем еще памятны его работы в области языкознания, где
общеизвестные истины, вроде мысли о том, что язык является
основным средством общения людей, перемешивались со вздорными
утверждениями. Достаточно напомнить безапелляционное
утверждение о том, что мышление вне слов невозможно, -
утверждение, загонявшее специалистов в тупик, так как
оставалось совершенно необъяснимым, как же мыслит композитор,
обдумывая свое новое творение, или архитектор, уясняя себе
конструкцию будущего здания, или живописец, приступая к своей
картине.
Будучи в очень слабой степени одарен образным мышлением и
привыкнув почти всю свою умственную деятельность проводить
через слово, Сталин, по-видимому, действительно совершенно не
понимал природы художественного творчества. Однако это не
мешало ему видеть в себе глубокого понимателя эстетических
Ценностей, проникновенного указателя, куда и как должны
двигаться художественная литература, архитектура, живопись,
музыка, театр. Общеизвестный афоризм по поводу сказки Горького
'Девушка и смерть' - 'Эта штука посильнее 'Фауста' Гете', может
быть не без пользы дополнен еще одним, который теперь уже мало
кто помнит, но документально точную фиксацию которого можно
найти в газетах за 1926 или 27-й год. В те еще патриархальные
времена Сталин вместе с Луначарским и Калининым посетил
выставку московской организации художников 'АХР'. В назидание
потомству высокие гости оставили в книге отзывов резюме своих
впечатлений. Луначарский воспользовался случаем, чтобы со
свойственным ему поверхностным блеском изложить целое
эстетическое кредо. Калинин был скромнее: тактично
оговорившись, что далек от вопросов искусства, он безо всяких
претензий отметил то, что ему понравилось или не понравилось на
выставке и сжато объяснил, как сумел, почему именно
понравилось. Третий посетитель оказался лаконичнее всех.
Воспроизвожу его отзыв буквально: 'По моему ничего. И. Сталин'.
Но прошло всего шесть-семь лет, и человек, изобличивший
свой художественный идиотизм, добился такого положения, что
поводья всех пегасов советского искусства и литературы
оказались зажатыми в его кулаке.
Отпечаток художественной эклектики, внешнего гигантизма,
безвкусицы и нуворишеского стремления к показной роскоши
несмываем со всего того, чем Сталин собирался обессмертить себя
как великого строителя, - будь то станции московского метро и
высотные здания или волгодонские шлюзы и новые украшения
Сталинграда. Отдельные частные удачи - счастливые достижения
некоторых архитекторов, сумевших убедить вождя в своей
художественной правоте, - тонут в абсурдном нагромождении
разностильных элементов - дорических портиков и готических
шпилей, ренессансных лоджий и модернизированных колонн, в лесу
белых скульптурных групп, размахивающих мраморными знаменами и
эмблемами, как бы вопиющих о своем убожестве к самому небу, и в
беспримерной нелепости мозаик, где фигуры в бесцветных
партийных куртках и картузах маячат на золотом иератическом
фоне Византии.
Гениальный тиран. Дурной хозяин. Неудавшийся ученый.
Художественный идиот.
- Увы, -