Даниил Андреев

Роза мира (часть 4)

в воздействие чисто

внешних средств повела к тому, что все упования были возложены

на механизацию сельского хозяйства. Итогом явилось обезлюдение

деревни, расширение сектора пустующих земель, тысячи тракторов

и комбайнов на остальном секторе и пустые животы колхозников.

Естественно, что всеми правдами и неправдами люд убегал из

деревень в города.

Выиграло бы государство и вся Доктрина в целом также и в

том случае, если бы план индустриализации был не так однобок,

если бы не было оставлено без должного внимания производство

средств потребления. Но так как довлела не забота о

благосостоянии населения, а о том, чтобы промышленность, в

случае чего, легко можно было бы перевести на военные рельсы,

то населению предлагалось потерпеть как-нибудь одну пятилетку,

вторую, третью, четвертую, а может быть и еще две-три, ради

того, чтобы обеспечить страну производством средств

производства. В итоге, к концу тридцатилетнего царствования,

продукции легкой промышленности, равно как и продукции

сельского хозяйства, оказывалось едва достаточно, чтобы

удовлетворить кое-как население больших городов, а остальное

население принуждено было перманентно терпеть недостаток в

самом необходимом.

Казалось бы, все делается для создания военной машины

неслыханной мощности. Но, как ни странно и в этой, едва ли не

главенствующей отрасли государственной работы, все получалось

каким-то роковым образом не так, как хотелось. Тиранство, не

терпящее подле себя ни одного выдающегося человека, привело к

тому, что незадолго до второй мировой войны верхушка советской

армии была разгромлена и десятки талантливых военных

руководителей истреблены неизвестно зачем и почему вместе с

Тухачевским. Поражает, как мало эффекта дала забота об усилении

военной авиации. Еще поразительнее то, что в обоих первых

пятилетних планах не уделено было никакого внимания

строительству новых путей сообщения, и к моменту германского

нашествия страна оказалась располагающей только той сетью

железных дорог, большинство которых было построено еще в XIX

столетии. Даже самые важные в стратегическом отношении дороги,

как, например, большая часть Московско-Киевской, оставались

однопутными, а в огромных азиатских владениях за двадцать лет

построена только одна серьезная железная дорога - пресловутый

Турксиб. Все это неумелое руководство, вкупе с цепью

внешнеполитических просчетов, имело своим итогом то, что в

первый же год Отечественной войны советским армиям пришлось

отдать врагу все территории вплоть до Сталинграда.

Говорят о гениальном политике, замечательном дипломате.

Трудно, однако, усмотреть что-либо замечательное в таком

политическом курсе, который со времен революции и вплоть до

1941 года держит страну в международной изоляции; который из

боязни чуждых идеологических веяний заколачивает наглухо все

окна - не только в Европу, но и куда бы то ни было; который

своей поддержкой революционного движения в чужих странах и

заявлениями о предстоящей борьбе с капитализмом не на жизнь, а

на смерть вызывает в других странах сперва опасения, потом

страх и, наконец, извлекает из небытия такую агрессивную

встречную доктрину с бесчеловечной идеологией, как немецкий

национал-социализм; который, не зная, какой враг опаснее - этот

национализм или англо-французский колониализм, - мечется от

переговоров с одним к договору о дружбе с другим и в конце

концов получает от вероломного друга такой удар по голове, от

которого трещит череп. Вряд ли можно считать более удачным этот

политический курс в его дальнейшем развитии, когда выдающийся

политик и замечательный дипломат дает себя морочить обещаниями

открыть второй фронт в 1942 году, потом в 1943 году и на

протяжении трех лет позволяет своему отечеству исходить кровью,

а себе самому - проглатывать один дипломатический обман и

провал за другим.

Правда, некоторые уроки из всего этого были извлечены.

Бессильная ярость, бушевавшая в душе этого существа сперва под

ударами немецкого соперника, а потом от сознания своей

одураченности дипломатией западных держав, - ярость эта явилась

сильнейшим стимулом к тому, чтобы в послевоенные годы обратить

все внимание, всю заботу, все силы народа, все ресурсы