Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

что прикасаться к загадкам этих

судеб можно только с величайшей бережностью, с целомудрием и

любовью, с трепетной благодарностью за то, что мы почерпнули в

них, меньше всего руководствуясь стремлением вынести этим

великим несчастным какой-либо этический приговор. 'Кому больше

дано, с того больше и спросится', да. Но пусть спрашивает с них

Тот, Кто дал, а не мы. Мы только учились на их трагедиях, мы

только брали, только читали написанные их жизненными

катастрофами поэмы Промысла, в которых проступает так

явственно, как никогда и ни в чем, многоплановый

предупреждающий смысл.

Не таюсь я перед вами,

Посмотрите на меня:

Вот стою среди пожарищ

Опаленный языками

Преисподнего огня...

Уж воистину: им судья - 'лишь Бог да совесть'.

Конечно, великая 'обезьяна Бога' не бездействует и в этой

области. Если бывают вестники Провидения, нетрудно догадаться,

что культурно-исторический процесс не обходится и без темных

вестников. Правда, в области искусства таковых встретишь не

часто, да и встретив, не сразу распознаешь их истинную природу.

О тайнах демонического начала они редко говорят открыто и

прямо: зачем могло бы понадобиться Гагтунгру раскрытие через

таких вестников человеческому взору его собственной кромешной

тьмы? Чаще деятельность темных вестников имеет негативный

характер: они развенчивают и осмеивают духовность в истории, в

искусстве, в религии, в жизни, в человеческой душе. Мало кому

приходит в голову, что блестящий, прелестно-легкомысленный

Парни осуществлял (вероятно, бессознательно или

полусознательно) темную миссию: облекая кощунства в чарующую

поэтическую форму, снижать этим религиозные ценности,

дискредитировать проявления Мировой Женственности,

обескрыливать духовные порывы в человеческих сердцах,

развенчивать этические идеалы.

Однако темных вестников мы чаще встречаем не в искусстве,

а в философии и в науке. Это, например, Бэкон, одним из первых

утвердивший полный и окончательный отрыв науки от какой бы то

ни было этики и какой бы то ни было духовности; Конт,

противопоставивший всем существующим религиям свою религию

'левой руки' - свой рассудочный, выхолощенный,

мертвяще-холодный 'культ Человечества', основанный на целой

системе скользких и обескрыливающих сердце подмен. Таковы же -

Штирнер, чья 'этическая' система подрывает корни какой бы то ни

было морали ножом высшего критерия 'Я хочу'; Ницше, своим

идеалом сверхчеловека исказивший и профанировавший тот идеал

совмещения в одной свободной личности наивысшей одаренности с

наивысшей силой и наивысшей праведностью, который должен был бы

уясниться сознанию его эпохи, если бы не он; Маркс,

ухватившийся за одно из колес передаточного механизма, каким

является экономика, и провозгласивший его единственность и

верховность. - В науке же темными вестниками, носителями темных

миссий, являются не деятели с крупным именем, с гениальной

одаренностью, но второстепенные ученые, интерпретаторы и

исказители глубоких научных теорий, вроде Тимирязева, который

примитивизировал и довел учение Дарвина до полнейшей

материалистической плоскости.

В искусстве (как, впрочем, и в науке) встречаются и такие

темные вестники, которые лишены темных миссий и становятся

глашатаями темного просто вследствие личных заблуждений. Ярким

примером такого деятеля может служить Скрябин. В Бога он

веровал и по-своему Его любил, самого себя считал Его вестником

и даже пророком, но с удивительной легкостью совершал подмены,

стал жертвой собственной духовной бесконтрольности и

превратился в вестника Дуггура. Мало кто понимает, что в 'Поэме

экстаза', например, с поразительной откровенностью рисуется

именно тот демонический слой с его мистическим сладострастием,

с его массовыми сексуальными действами, с его переносом

импульса похоти в космический план, и главное, рисуется не под

разоблачающим и предупреждающим углом зрения, а как идеал.

Естественно, что чуткий слушатель 'Поэмы экстаза', сначала

смущенный, а потом завороженный этой звуковой панорамой

космического совокупления, под конец ощущает как бы внутреннюю

размагниченность и глубокую прострацию.

В специфических условиях реального историко-культурного

процесса