Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 1)

Теперь там воздвигается величайший храм:

он предназначен стать обителью того Великого Женственного Духа,

который примет астральную и эфирную плоть от брака Российского

демиурга с Идеальной Соборной Душой России. Я еще с детства

привык называть этот храм храмом Солнца Мира, но это название

неправильно. Закономерно относимо оно к другому сооружению, еще

более грандиозному, тому, что намечается созданием в Аримойе.

Храм же, созидаемый в Небесном Кремле, именуется обителью

Звенты-Свентаны, и впоследствии я объясню, что значит это имя.

Это великая Женственная Сущность ныне стала уже существом

одного из высочайших миров Шаданакара. В Энрофе она не примет

плоти никогда, но родится в Небесной России, приняв

человекоподобный облик. Это будет не царица наша и не богиня, -

свет, благодать и божественная красота.

Лестница дивных, один сквозь другой просвечивающих миров

поднимается из алтаря в храме Женственности, в храмах Христа, в

храмах демиурга Яросвета. Лестница поднимается в Небесный

Иерусалим и, наконец, к преддвериям Мировой Сальватэрры.

Временами в Небесной России рождаются великие человекодухи

- те, кто закончил свой путь в Шаданакаре, достигнув до его

наивысших миров и теперь со-творит Планетарному Логосу. Ради

помощи нижестоящим они покидают Элиту Шаданакара и, осуществляя

миссии, объять которые не в состоянии самый высокий мистический

разум человека, сходят путем рождения сюда, в затомисы. Они

принимают здесь такие же просветленные тела, как и у братьев

синклита, но несравненно превосходят их быстротою своего

вхождения в полноту духовной силы и масштабами своего Я. Их

пути в затомисах похожи на пути гениев среди остального

человечества, но синклиты предуведомлены об их рождениях и ждут

их с радостью и ликованием.

Те же, кто были гениями и вестниками на Земле, продолжают

после искуплений, просветлений и трансформ свое творчество

здесь, в затомисах.

Возрастает блаженство самих гамаюнов и сиринов, когда они

видят те эпопеи, которые творят там великие души, прошедшие в

последний раз по земле в обликах Державина и Пушкина,

Лермонтова и Гоголя, Толстого и Достоевского, Рублева и

Сурикова, Глинки и Мусоргского, Казакова и Баженова. Светящиеся

волны невообразимых звучаний взмывают местами как бы из сердца

небесных гор: они водворяют душу в состояние такой духовной

отрады, от какого разорвалось бы земное сердце, и, поднимаясь и

меняясь, подобно славословящим облакам, опускаются в любви и

тишайшей радости.

Великий зодчий, когда-то приступивший к сооружению храма

Тела, Души и Духа в Москве на Воробьевых горах, испытавший

крушение своего замысла, изгнание, забвение и нищету, теперь

творит высочайшее, что есть в Небесном Кремле: внутренние

приделы в обители Звенты-Свентаны.

Но среди просветленных Небесной России лишь ничтожное

меньшинство известно нам, знакомым с историей нашей Родины.

Имена остальных ничего не скажут нашей памяти.

В монастырях Киевской и Московской Руси, так же как и в

обителях более поздних времен, проходили незаметно свою

жизненную тропу не светочи святости, но тихие души, менее

богатые дарами, молча и смиренно вносившие свою лепту в

религиозное творчество, в соборный труд духа.

Во все эпохи по дорогам России брели странники и искатели,

сказители и бандуристы, безымянные творцы сказок и духовных

стихов, песен и легенд, никем не записанных утраченных

рассказов о героях своего времени и об его идеалах. А чудесные

мастера сканного, обронного или иконописного дела,

плотники-строители чудесных теремов, смиренных деревянных

церквей и весело разукрашенных изб, влюбленные в свой труд

каменщики, столяры, гончары, ткачи, ювелиры, переписчики,

работавшие в мастерских, приказах, кельях и под открытым небом,

чьи создания, отмеченные радостью творчества и горячей любовью

к жизни, веселили и радовали целые поколения, - где могут быть

их создатели ныне и что они могут создавать теперь, если не

вечные ценности Святой Руси?

Во все эпохи русской истории тысячи мужиков - огнищан,

смердов, тяглых крестьян, крепостных и вольных, просто и чисто

проживших свой век, совершали труд посевов и жатв как

возложенный на них Богом долг, с благоговением и благодарностью