Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 1)

миры и миры, от микробрамфатур до сверхгалактик, к

чему-то более совершенному, чем добро, и более высокому, чем

блаженство. Чем выше ступень каждого Я, тем полнее совпадает

его воля с творческой волей Господней. И когда оно, начав свой

космический путь с простейших форм живой материи, минует

ступени человека, демиурга народов, демиурга планет и звезд,

демиурга галактики, оно через Бога-Сына - погрузится в Отца и

воля его полностью совпадет с Отчею волею, сила - с Отчею

силой, образ - с Отчим образом и творчество - с Отчим

творчеством.

Богосотворчество есть светлое творчество всех монад

восходящего потока Вселенной, от человека, стихиалей и

просветленных животных до демиургов галактик, исполинов

невообразимого величия.

Вот почему так часто встречается здесь слово 'демиург', в

старинных религиях почти не употреблявшееся. Демиурги - все,

кто творит во славу Божию, из любви к миру и его Первотворцу.

Он абсолютно благ.

'Он всемогущ', - добавляло старое богословие.

Но если Он всемогущ - Он ответственен за зло и страдание

мира, следовательно. Он не благ.

Казалось бы, выйти из круга этого противоречия невозможно.

Но Господь творит из Себя. Всем истекающим из Его глубины

монадам неотъемлемо присущи свойства этой глубины, в том числе

абсолютная свобода. Таким образом, божественное творчество само

ограничивает Творца, оно определяет Его могущество той чертой,

за которой лежат свободы и могущества Его творений. Но свобода

потому и свобода, что она заключает возможность различных

выборов. И в бытии многих монад она определилась их

отрицательным выбором, их утверждением только себя их

богоотступничеством. Отсюда то, что мы называем злом мира,

отсюда страдание, отсюда жестокосердные законы и отсюда же то,

что эти зло и страдание могут быть преодолены. Законы оберегают

мир от превращения в хаос. Сами демоны вынуждены считаться с

ними, дабы миры не распались в пыль. Поэтому они не

опрокидывают законов, но утяжеляют их. Законы слепы. И

просветлены они могут быть не во мгновение ока, не чудом, не

внешним вмешательством Божества, но длительнейшим космическим

путем изживания богоотступническими монадами их злой воли.

У Бога всеобъемлющая любовь и неиссякающее творчество

слиты в одно. Все живое, и человек в том числе, приближается к

Богу через три божественных свойства, врожденных ему: свободу,

любовь и богосотворчество. Богосотворчество - цель, любовь -

путь, свобода - условие.

Демонические монады свободны, как и все, но их любовь

глубоко ущербна. У них она направлена исключительно внутрь:

демон любит только себя. И оттого, что весь могучий запас

любви, в духе его пребывающий, сосредоточен на этом одном,

демон любит себя с такою великой силой, с какою любить себя не

способен ни один человек.

Не может быть утрачена демоническими монадами и

способность к творчеству. Но богосотворчество не вызывает у них

ничего, кроме предельной враждебности. Каждый демон творит

только ради себя и во имя свое.

Творчество человека превращается в Богосотворчество с той

минуты и в той мере, в какой его непреодолимый творческий

импульс направляется усилием его воли и веры не на достижение

тех или иных эгоистических целей - славы, удовольствия,

материального успеха, служения жестоким и низменным учениям, -

но на служение Богу любви.

Именно три слова - свобода, любовь и Богосотворчество -

определяют отношение Розы Мира к искусству, науке, воспитанию,

браку, семье, природе и даже к таким, всеми религиями

пренебрегавшимся элементам жизни, как ее благоустройство и

благолепие.

4. Бытие и сознание

То, что я говорил до сих пор, подводит нас к новому углу

зрения на многовековой спор о примате сознания или бытия.

'Сознание определяет бытие', - формулировали

идеалистические школы. На следующем, безрелигиозном этапе

культуры эта формула была вывернута наизнанку, но материал ее

сохранился в неприкосновенности. А материал состоял в

противопоставлении двух членов и поэтому новая формула

унаследовала примитивизм своей предшественницы.

Вопрос сложнее, чем эти формулы. И, вместе с тем, он

проще, чем громоздкие сооружения посылок и выводов,

напластовавшиеся в XVIII