Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 1)

с самого начала предупреждал.

Нельзя, конечно, заранее определить длительность этапов

этого познания: сроки зависят от многих обстоятельств,

объективных и личных. Но рано или поздно наступит первый день:

внезапно ощутишь всю Природу так, как если бы это был первый

день творения и земля блаженствовала в райской красоте. Это

может случиться ночью у костра или днем среди ржаного поля,

вечером на теплых ступеньках крылечка или утром на росистом

лугу, но содержание этого часа будет везде одно и то же:

головокружительная радость первого космического прозрения. Нет,

это еще не означает, что внутреннее зрение раскрылось: ничего,

кроме привычного ландшафта, еще не увидишь, но его

многослойность и насыщенность духом переживешь всем существом.

Тому, кто прошел сквозь это первое прозрение, стихиали станут

еще доступнее; он будет все чаще слышать какими-то, не имеющими

названия в языке, способностями души повседневную близость этих

дивных существ. Но суть 'первого прозрения' уже в другом,

высшем. Оно относится не к трансфизическому познанию только, но

и к тому, для которого мне не удалось найти иного названия,

кроме старинного слова 'вселенский'. В специальной литературе

этот род состояний освещался многими авторами. Уильям Джемс

называет его прорывом космического сознания. По-видимому, оно

может обладать весьма различной окраской у различных людей, но

переживание космической гармонии остается его сутью. Методика,

которую я описал в этой главе, способна, в известной мере,

приблизить эту минуту, но не следует надеяться, что такие

радости станут частыми гостями дома нашей души. С другой

стороны, состояние это может охватить душу и безо всякой

сознательной подготовки: такой случай описывает, например, в

своих 'Воспоминаниях' Рабиндранат Тагор.

Легко может статься, что человек, не раз испытавший среди

Природы чувство всеобщей гармонии, подумает, что это и есть то,

о чем я говорю. О, нет. Прорыв космического сознания - событие

колоссального субъективного значения, каких в жизни одного

человека может быть весьма ограниченное число. Оно приходит

внезапно. Это - не настроение, не наслаждение, не счастье, это

даже не потрясающая радость, - это нечто большее. Потрясающее

действие будет оказывать не оно само, а скорее воспоминание о

нем; само же оно исполнено такого блаженства, что правильнее

говорить в связи с ним не о потрясении, а о просветлении.

Состояние это заключается в том, что Вселенная - не Земля

только, а именно Вселенная - открывается как бы в своем высшем

плане, в той божественной духовности, которая ее пронизывает и

объемлет, снимая все мучительные вопросы о страдании, борьбе и

зле.

В моей жизни это совершилось в ночь полнолуния на 29 июля

1931 года в тех же Брянских лесах, на берегу небольшой реки

Неруссы. Обычно среди природы я стараюсь быть один, но на этот

раз случилось так, что я принял участие в небольшой общей

экскурсии. Нас было несколько человек - подростки и молодежь, в

том числе один начинающий художник. У каждого за плечами

имелась котомка с продуктами, а у художника еще и дорожный

альбом для зарисовок. Ни на ком не было надето ничего, кроме

рубахи и штанов, а некоторые скинули и рубашку. Гуськом, как

ходят негры по звериным тропам Африки, беззвучно и быстро шли

мы - не охотники, не разведчики, не изыскатели полезных

ископаемых, просто - друзья, которым захотелось поночевать у

костра на знаменитых плесах Неруссы.

Необозримый, как море, сосновый бор сменился чернолесьем,

как всегда бывает в Брянских лесах вдоль пойм речек. Высились

вековые дубы, клены, ясени, удивлявшие своей стройностью и

вышиной осины, похожие на пальмы, с кронами на

головокружительной высоте; у самой воды серебрились округлые

шатры добродушных ракит, нависавших над заводями. Лес подступал

к реке точно с любовной осторожностью: отдельными купами,

перелесками, лужайками. Ни деревень, ни лесничеств...

Пустынность нарушалась только нашей едва заметной тропкой,

оставленной косарями, да закругленными конусами стогов,

высившихся кое-где среди полян в ожидании зимы, когда их

перевезут в Чухраи или в Непорень по санной дороге.

Плесов мы достигли в предвечерние часы жаркого,

безоблачного дня. Долго купались, потом собрали хворост и,