Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 1)

ослабела. Если отрешиться от дешевого скепсиса,

нельзя не обратить внимание на то, что именно в этих странах

часто можно услышать, даже от совсем простых людей, утверждения

о том, что область предсуществования не является для их

сознания закрытой совершенно. В Европе, воспитывавшейся сперва

на христианстве, оставлявшем эту проблему в стороне, а потом на

безрелигиозной науке, ослаблению преграды между глубинной

памятью и сознанием не способствовало ничто, кроме

индивидуальных усилий редких единиц.

Я должен сказать совершенно прямо, что лично мною не было

проявлено даже и этих усилий, по той простой причине, что я не

знал, как к этому подойти, а руководителей у меня не было. Но

было зато нечто иное, чем я обязан, вероятно, усилиям невидимых

осуществителей Провиденциальной воли, а именно - некоторая

приоткрытость, как бы на узенькую щелку, двери между глубинной

памятью и сознанием. Сколь бы неубедительно ни прозвучало это

для подавляющего большинства, но я не намерен скрывать того

факта, что слабые, отрывочные, но для меня неоспоримо

достоверные проблески из глубинной памяти сказывались в моей

жизни с детских лет, усилились в молодости и, наконец, на сорок

седьмом году жизни стали озарять дни моего существования новым

светом. Это не значит, будто бы совершилось полное раскрытие

органа глубинной памяти, - до этого еще далеко, но

значительность образов, оттуда подающихся, стала для меня столь

осязательно ясна, а образы эти временами столь отчетливы, что

качественное, принципиальное отличие их от обычных

воспоминаний, а также от работы воображения становится

несомненным.

Как могу я не преклониться с благодарностью перед судьбой,

приведшей меня на целое десятилетие в те условия, которые

проклинаются почти всеми, их испытавшими, и которые были не

вполне легки и для меня, но которые, вместе с тем, послужили

могучим средством к приоткрытию духовных органов моего

существа? Именно в тюрьме, с ее изоляцией от внешнего мира, с

ее неограниченным досугом, с ее полутора тысячею ночей,

проведенных мною в бодрствовании, лежа на койке, среди спящих

товарищей, - именно в тюрьме начался для меня новый этап

метаисторического и трансфизического познания. Часы

метаисторического озарения участились. Длинные ряды ночей

превратились в сплошное созерцание и осмысление. Глубинная

память стала посылать в сознание все более и более отчетливые

образы, озарявшие новым смыслом и события моей личной жизни, и

события истории и современности. И, наконец, пробуждаясь утром

после короткого, но глубокого сна, я знал, что сегодня сон был

наполнен не сновидениями, но совсем другим: трансфизическими

странствиями.

Если подобные странствия совершаются по демоническим слоям

и притом без вожатого, а под влиянием темных устремлений

собственной души или по предательскому призыву демонических

начал, человек, пробуждаясь, не помнит отчетливо ничего, но

выносит из странствия влекущее, соблазнительное,

сладостно-жуткое ощущение. Из этого ощущения, как из ядовитого

семени, могут вырасти потом такие деяния, которые надолго

привяжут душу, в ее посмертии, к этим мирам. Такие блуждания

случались со мною в юности, такие деяния влекли они за собой, и

не моя заслуга в том, что дальнейший излучистый путь моей жизни

на земле уводил меня все дальше и дальше от этих срывов в

бездну.

Если же спуск совершается с вожатым - одним из братьев

Синклита страны или Синклита Мира, если он имеет

провиденциальный смысл и назначение, то путник, пробуждаясь и

испытывая иногда то же сладостно-жуткое, искушающее чувство, в

то же время осознает его соблазн, мало того: в его

воспоминаниях обретается этому соблазну противовес: это -

понимание грозного смысла существования этих миров и их

подлинного лица, а не личины. Он не пытается вернуться в эти

нижние слои посредством этического падения в плане своего

бодрственного бытия, но делает приобретенный опыт объектом

религиозного, философского и мистического осмысления или даже

материалом своих художественных созданий, имеющих наряду с

другими значениями непременный предупреждающий смысл.

На сорок седьмом году жизни я вспомнил и понял некоторые