как я надеюсь с
помощью Божией иметь успех во многом, а особенно в том, что касается
инквизиции, если судить по тому, что произошло на этом совещании, на мой
взгляд очень полезном для душ инквизиторов и узников, а также для моей, с
помощью Божией.
Пятый возникший вопрос состоял в следующем: необходимо определить, что
такое ересь, чтобы знать, за что осуждать, так как многие из инквизиторов,
хотя судили еретиков, не знают этого, потому что обычно они - канонисты.
Рассуждение об этом вопросе принадлежит богословам, которые рассмотрят, что
надо делать. Не было намерением ни папы, ни короля, чтобы исполнение этой
службы сводилось к осуждению за ересь тех, кто не был еретиком; в их
намерение входило через вразумление несведущих способствовать тому, чтобы
они не впадали в ересь. Если встретятся упорствующие в своих заблуждениях,
желающие отступить, и, будучи вразумляемы, не удалятся от заблуждений, пусть
они будут осуждены и наказаны по всей строгости закона и со всей
решительностью, как сказал король Пруденциан. Мне понравилось, что почти все
инквизиторы, присутствовавшие на совещании, изменились и дали понять этим
изменением, что они раньше поступали так только по принятым на себя
обязанностям. Тогда я сказал им (говорит король Пруденциан): пусть прошлое
исправится наилучшим образом, хотя во многом нет уже средства для
исправления; пусть отныне действуют с большим человеколюбием и
осмотрительностью - для славы Божией и для спасения душ, потому что теперь
после того, как нам стало все известно, на нас ляжет большая вина, и надо
опасаться наказания от Бога в этой жизни и в будущей, наказания вечными
муками тех, кто не исправится, пока есть время.
Шестой вопрос на этом совещании был: канонистом или богословом должен
быть инквизитор? Все согласно решили, что из двух инквизиторов один должен
быть канонистом, а другой богословом; из трех - двое богословами, а один
канонистом, - так как для того, чтобы определить, является ли проступок
ересью, нужен богослов, а канонист необходим для устройства процесса. Только
пусть донос принимается в присутствии богослова, так как он увидит, ересь ли
то, что донесено, или нет. Если это ересь, пусть принимают показание; если
же нет, пусть не заботятся об этом и сообщат доносчику правду, что
показанное им о ком-либо не есть ересь. Если нет и греха, надо растолковать:
то, что они желают сообщить, не только не ересь, но и не грех. Если есть
грех, пусть им скажут, что это грех, а не ересь, и по исповеди духовнику он
(как и прочие грехи) будет прощен Богом. Когда будут принимать признание
обвиняемого в ереси, пусть это происходит в присутствии богослова, потому
что он сумеет расспросить, чтобы узнать правду, еретик ли он или нет, а
канонист этого не сумеет, так как это не его специальность. Когда
понадобится осмотреть землю его округа, пусть едет богослов, так как он
сумеет в посещаемых местностях определить, содержат ли заблуждения, на
которые поступил донос, ересь или нет, и сможет приложить необходимые силы
для избавления малосведущих людей от заблуждений и ложных мнений. Если в
отсутствии инквизитора-богослова придут какие-нибудь доносчики, пусть
позовут богослова и при нем примут показания доносчиков, и он поступит так,
как поступил бы инквизитор-богослов. Побеседовав немного с богословом,
инквизитор-канонист будет осведомлен, что такое ересь и что такое грех.
Затем канонист будет в состоянии действовать так же, как богослов, если
только не встретится что-либо необычное. Решили, что в инквизиции больше
нужны богословы, чем канонисты, чтобы знать разницу между ересью и грехом;
пока этого нет, для вынесения приговора в процессах пусть их рассматривают
не только инквизиторы, но и несколько адвокатов, чтобы избежать ошибки
канонистов.
Поднят был седьмой вопрос: допустимо ли чувствовать неприязнь к
обращенным и лишать их должностей и санов, потому что они происходят от
поколения евреев? В этом вопросе было много разногласий, так как некоторые
из присутствовавших не желали разговаривать об этом предмете, потому что,
по-видимому, были враждебно настроены по отношению к людям этого
происхождения. Но в моем присутствии (сказал король Пруденциан) не
осмелились высказать словами свое настроение, и