заблуждение, вере противное, то прикажите увещевать его в первый, и во
второй, и в третий раз, убедительно доказывая ему истинность католической
веры и оставляя некоторые промежутки времени между тремя внушениями. Но если
даже и так не удастся обратить еретика, то прикажите отлучить его от Церкви
как язычника и мытаря, согласно Евангелию, и более ничего не делать, а
только взывать к милости Божией со слезами и молитвами, дабы он просветил
несчастного, поскольку это единственное, что Церковь может для него сделать,
ее последнее оружие, как говорил Блаженный Августин. Если же заблудший
начнет повсюду распространять свое ложное вероучение (с чем нельзя
примириться в Испании), Ваше Величество сможет выслать его из страны, дабы
он не вводил в соблазн соотечественников. Так Вы будете править в духе
Святого Евангелия, как это делалось в первые века Церкви, когда было
наибольшее количество святых и отмечалось самое ревностное стремление к
вере. Звание католического короля не накладывает на Ваше Величество иных
обязательств. Этот титул носил сам великий Рекаредо, позволивший евреям и
арианам жить в Испании. Св. Фердинанд также проявлял терпимость к евреям и
магометанам. Даже папа согласен видеть евреев среди населения своей вотчины.
Ваше Величество, терпимость принесет вам счастье, а вашему государству -
благополучие, которое есть прямая дорога к вечному блаженству, ибо сам Иисус
Христос проявлял терпимость к отколовшимся самарянам, материалистам
саддукеям [214] и суеверным фарисеям. И, будучи главным инквизитором, я
говорю вам об этом, Ваше Величество, говорю вам прямо, дабы показать, что
занимаемая должность не лишила меня слова истины'.
XXXV. Если бы г-н Мьер Кампильо сказал так королю Испании Фердинанду
VII, то его имя было бы увековечено в истории. Со мною не согласятся ни
инквизиторы вообще, ни, в особенности, озабоченные тем, что большая часть
Европы погублена новыми и опасными учениями, заразившими Испанию; однако я и
не ищу их одобрения, но надеюсь заручиться поддержкой добрых просвещенных
католиков, которые в состоянии отличить истину от заблуждения, веру от
фанатизма, осуществление полномочий от злоупотребления ими.
XXXVI. Однако я вовсе не настаиваю на том, что епископ Альмерии и
другие инквизиторы, исполняющие свои обязанности в настоящее время,
злоупотребляют своими полномочиями. В целом эдикт вызывает желание
предпочесть мягкие принципы - жестким, и сдается мне, что на сегодня они на
этом не остановились, поэтому я не слишком поверил некоторым рассказам,
слышанным мною в Париже, и сведениям, опубликованным в Acta latomorum в 1815
году. Сообщая о восстановлении инквизиции Фердинандом VII, автор добавляет,
что король запретил масонские ложи под страхом высшей меры наказания как за
государственное преступление первого порядка. Среди прочих фактов, имевших
место в 1814 году, читаем следующее: '25 сентября в Мадриде было арестовано
25 человек по подозрению во франкмасонстве и за приверженность Кортесам; в
их числе были маркиз де Толоса; каноник Марина, выдающийся ученый и член
академии; доктор Луке, придворный врач, и некоторые иностранцы: французы,
итальянцы и немцы, проживающие в Испании. А отважный генерал Алава (которого
герцог Веллингтон [215] за боевые заслуги назначил своим адъютантом) был
заключен в тайные тюрьмы инквизиции как франкмасон'. Я считаю вымыслом все
эти россказни, так как из достоверных источников и даже из правительственных
газет стало известно, что король приказал генералу Алаве удалиться из
Мадрида, но что очень скоро Его Величество отозвал этот указ, сославшись на
ложные сведения, полученные ранее; и совершенно точно, что впоследствии
Фердинанд VII назначил его своим послом при дворе голландского короля. А что
касается господина Марины, известно, - что он был судим за книгу Теория
кортесов; но также доподлинно известно, что он живет у себя дома и при
случае сумеет за себя постоять, ибо истина на его стороне и он знает как это
доказать.
XXXVII. Более правдоподобно выглядит история, опубликованная мадридским
правительственным вестником от 14 мая 1816 года, рассказывающая об одном
аутодафе, проведенном инквизицией Мехико 27 декабря 1815 года, с жертвой в
лице священника дона Хосе Марии Морельоса. Этот несчастный встал во главе
нескольких своих соотечественников,