Х.А.Льоренте

История испанской инквизиции. Том II (Часть 3)

тех, кто может опрометчиво высказать нормальное желание

иметь конституцию. Такой человек будет судим как ярый еретик за

догматическое заблуждение, осужденное якобы еще в апостольских посланиях

Петра и Павла. Святые апостолы завещали подчиняться любому кесарю, даже и

недоброму, не из-за боязни наказания, а по долгу совести: но разве осуждали

они законное желание жить под управлением и на основах хорошей конституции?

XXIII. Также примечателен тот факт, что, единожды определив их как

новые и опасные учения, которые заразили Испанию в последнее время, господин

великий инквизитор осудил только те грехи, которые приписываются французской

армии, а вовсе не те, которые на самом деле были любимы и практиковались

некоторыми испанскими священниками, участниками войны. Хотя последние

напрямую подлежат его осуждению как противоречащие букве и еще более - духу

учения Христова. Мне кажется излишним упоминать их здесь, чтобы уверить моих

читателей в том, что инквизиция после реставрации ничем не отличалась от

инквизиции до упразднения. Так, если та инквизиция разрешала хождение

сочинений, допускающих цареубийство, признающих за папой косвенные, а также

и прямые полномочия лишать престола королей и распоряжаться в их

государствах, в то же время запрещая и осуждая книги, поддерживающие идею

приоритета королевской и мирской судебной власти над внешней церковной

властью в имущественных делах, касающихся Церкви, клириков и их судов, то

новая инквизиция начала с осуждения теории, в которой говорится, что

подданные - это не рабы и не стадо животных для продажи, но граждане,

составляющие тело нации, глава которой - король. Сама же она распространяла

следующие вредоносные идеи:

XXIV. Первое. Любого француза, находящегося в Испании, будь то солдат

или гражданское лицо, разрешено убить независимо от обстоятельств и любым

способом, ибо все они враги родины, защита которой должна быть превыше всех

соображений.

Второе. Следуя тому же принципу, разрешено убить любого испанца,

принадлежащего партии подчинения власти захватчиков, заклейменного прозвищем

офранцуженный.

Третье. Также дозволено отбирать у таких испанцев деньги, имущество,

плоды их земли и даже поджигать их хлеба, виноградники, оливковые и другие

деревья.

Четвертое. Разрешается нарушать клятву верности, данную в присутствии

Святых Даров безо всяких мысленных оговорок, а лишь по внутреннему

убеждению, что это единственное средство уберечь Испанию от раздробления на

отдельные государства, от поджогов селений, грабежей домов и разорения

семей, что ожидало ее в случае, если власть захватчиков выполнит свои угрозы

согласно всеобщим законам военного времени.

Пятое. Клирики и монахи могли на законных основаниях забывать о

кротости, подобающей их сословию, и вступать в армию с целью убивать

французов и подчиняющихся им испанцев. Эта идея имела наибольшее число

последователей, хотя опыт показал, что такие клирики и монахи становились

главарями воровских шаек и, к всеобщему стыду, всюду водили с собой

сожительниц, облагая к тому же разные селения налогами, незаконными как по

размеру, так и по методам их сбора.

Шестое. Война против Франции - война религиозная, поэтому все погибшие

в ней должны почитаться как святые мученики. Этот пункт учения имел столько

доверчивых последователей, что все погибшие в Мадриде 2 мая 1808 года были

записаны как святые мученики в церковном служебнике епископата Куэнки за

1811 год, я видел это собственными глазами, и там было указание, что во

время общих служб в память святых мучеников римской католической Церкви

следовало праздновать память и этих новомучеников вместе со святыми,

предначинательная молитва к которым начиналась со слова Intret, а в порядке

богослужения предписывалось придерживаться Communi plurimorum martirum, в

бревиарии. Можно ли измерить тот ущерб, который нанесли подобное учение и

пример почитанию памяти древних святых мучеников нашей Церкви!

Седьмое. Исповедникам разрешено (и даже похвально) не давать отпущения

грехов кающемуся, который на вопрос о своей политической принадлежности

отвечал, что он сторонник партии высшей силы, если только он не давал

обещания выйти из нее и способствовать, по мере сил и возможностей ее

падению.