одобрения коего ни один тезис не мог быть
напечатан или поддержан публично.
VII. Энергия и настойчивость, которые правительство вложило в поддержку
своего нового плана действий, сделали так, что инквизиторы не осмелились
судить епископов чрезвычайного совета. Однако последние, встревоженные
намерениями монахов, священников и даже мирян из партии иезуитов, сочли
нужным отвести грозу и обратились к дому Хоакину де Элете, королевскому
духовнику, который потом стал епископом Осмы. Это был невежественный
францисканец, суеверный и известный своим слепым уважением к римской курии.
Они сказали ему, что осуждают некоторые тезисы, выставленные двумя
прокурорами в их труде, озаглавленном Беспристрастное суждение о пармском
послании, написанном по королевскому приказу, потому что они считают их
выдвинутыми с целью нанести удар правам Церкви. Сделав это заявление, они
все привели в движение, чтобы духовник убедил Карла III, что не следует
обнародовать напечатанные экземпляры и что надо перепечатать этот труд,
изъяв из него некоторые тезисы.
Главный инквизитор и верховный совет были об этом уведомлены, дело
изменило вид, и партия иезуитов успокоилась.
VIII. События, о которых я только что говорил, подвергли большой
опасности человека, добровольно ввязавшегося в них, не подозревая этого: г.
Клеман, французский священник, казначей собора в городе Оксере, впоследствии
епископ Версальский, прибыл в Мадрид в 1768 году, в момент, когда
вышеизложенные вопросы занимали всех. Он имел несколько разговоров по этому
поводу с министром де Родой, прокурорами совета Кастилии и епископами
Тарасоны и Альбарасина {В 1802 году был напечатан в Париже в трех темах в
восьмушку труд г. Клемана под заглавием Журнал переписок и путешествий для
мира Церкви. Том второй занят его путешествием в Испанию.}.
Ревность этого богослова к чистоте учения во всех пунктах дисциплины,
связанных с догматом, заставила его сказать, что следовало бы
воспользоваться добрым расположением, в котором, по-видимому, находится
мадридский двор. Для осуществления надежды, которую позволительно было
питать, он предлагал три средства. Первое состояло в том, чтобы поставить
инквизицию в зависимость от епархиального епископа, который был бы ее главою
с решающим голосом, и присоединить к нему двух инквизиторов с совещательным
голосом. Второе - в том, чтобы обязать всех монахов и монахинь признавать
своим главою епархиального епископа и повиноваться ему, причем следовало
отказаться от всех привилегий, противных этому распоряжению. Третье - не
допускать никакого различия в богословских школах, какими бы наименованиями
они ни прикрывались - томистов, скоттистов, суаристов [197] или другими; все
университеты и семинарии должны были пользоваться одной и той же системой
богословия, основанной на принципах св. Августина и св. Фомы.
IX. Достаточно знать Испанию и положение монахов в эту эпоху, чтобы
предвидеть, что автор этого проекта сразу окажется под угрозой; ведь он
вооружил бы против себя две такие могущественные корпорации, как инквизиторы
и монахи, если бы предложенный им проект стал известен. Трудно было
допустить, что проект останется неизвестным, после того как он был сообщен
епископам Тарасовы и Альбарасина, прокурорам Флорида-Бланке и Кампоманесу,
министру де Роде, председатели) д'Аранде и нескольким другим лицам.
Королевский духовник и главный инквизитор были об этом уведомлены своими
политическими шпионами, и многие монахи донесли на г. Клемана святому
трибуналу как на еретика-лютеранина, кальвиниста, врага всех монашеских
орденов. Оговоренный заподозрил интригу, слыша толки доминиканца, с которым
он находился в частных сношениях.
X. Инквизиторы, видя г. Клемана принятым при дворе, не осмеливались его
арестовать; они довольствовались тем, что поручили своему главе потребовать,
чтобы его обязали покинуть королевство. Казначей Оксера сообщил о своих
опасениях графу д'Аранде и маркизу де Роде. Маркиз де Рода, связи которого
при дворе позволяли ему знать все происходившее там, оставил г. Клемана в
неведении относительно того, что ему было бесполезно знать, но посоветовал
ему лучше удалиться от двора. Г. Клеман, как человек благоразумный,
воспользовался советом министра; хотя он имел намерение