Х.А.Льоренте

История испанской инквизиции. Том II (Часть 2)

за счет своей чести и жизни людей,

веривших, что он принадлежит к их партии. Он удалился в горы Хаки и в долину

Тена, чтобы соединиться с беглецами. Он был свидетелем того, что говорили

Кристобал Фронтин, Томас Перес де Руэда и другие товарищи. Он сообщил об

этом канонику Уэски, доктору Кортесу, комиссару святого трибунала, который

велел арестовать его вместе с Томасом и другими, менее известными лицами.

Кристобал Фронтин, выдающийся дворянин Таусты, также попал бы в его руки,

если бы Хуан де ла Каса, которому было поручено произвести арест, не

посоветовал ему поскорее достигнуть французской границы, что он и сделал на

лошади Доминго Айербе. Каноник, знавший эту тайну, хотел косвенными

средствами побудить этого предателя также бежать. Но он отказался:

инквизиторы, узнав о его аресте, написали канонику, чтобы он вернул ему

свободу на слово, потому что его дело отличалось от других. Утверждение

бесстыдное, так как весь Арагон знал обратное. Томас де Руэда дал

откровенное показание обо всем происшедшем. Но эти признания не могли его

спасти, потому что он был одним из тех, кого надо было изъять из амнистии,

хотя список подсудимых был составлен в Мадриде по заметкам, посланным из

Сарагосы.

XXXI. 9 января Доминго Айербе сделал подробный доклад обо всем, что

видел и слышал в горах, и сообщил трибуналу множество обстоятельств и

отдельных фактов, которых они никогда не узнали бы без этого свидетельства.

Они относились к процессам его компетенции или к другим делам, расследование

коих принадлежало сенатору Ланцу, которому инквизиторы сообщили без судебных

формальностей все, что они узнали, с обязательством сделать это по форме,

если он потребует. Великодушие, которому трудно найти другие примеры, кроме

святого трибунала, но которое было потрачено не даром, так как сенатор

комиссар отвечал на это соответствующим горячим усердием.

XXXII. Донья Хуанна Коэльо и юные дети, которых оставил ей муж, стали

также жертвами сарагосских событий. Они были заключены в замке местечка

Пинто, в двух милях от Мадрида, с апреля 1590 года, когда эта героиня ценой

своей свободы облегчила побег своего мужа. Второе бегство Переса, который

покинул Сарагосу, чтобы вступить во Францию, сделало их заточение более

суровым. Показания Диего Бустаманте, Хуана Басанте и некоторых других

свидетелей научили инквизиторов, что ничто не печалит так сильно Переса, как

мысль, что его жена заключена в тюрьму вместе с ни в чем неповинными детьми,

так как Перес женился в 1578 году, и его старшая дочь донья Грегория

родилась только в 1579 году. Доказано многими статьями процесса, что Перес

неоднократно говорил в своей тюрьме, что ничто в мире не может заставить его

отказаться от привилегии тюрьмы королевства, чтобы отдаться добровольно в

руки инквизиции, кроме положительного заверения в том, что его жене и детям

предоставят свободу и что единственной надежды на разбор его дела в Сарагосе

было бы достаточно, чтобы побудить его произвести эту попытку; но, к

сожалению, он не смеет ожидать справедливости и убежден, что его пошлют

тотчас в Мадрид, где он погибнет на эшафоте.

XXXIII. Эти подробности привели к тому, что инквизиторы писали в Мадрид

в конце сентября и в начале октября 1591 года, рекомендуя притеснить больше

жену и детей Переса, потому что последний не замедлит узнать это и, может

быть, добровольно вернется в тюрьму королевства. Эти догадки инквизиторов

были основаны на сведениях, доставленных вероломным Басанте, доверенным

лицом Переса для его переписки с Мадридом. Действительно, в последнем

письме, пришедшем из этой столицы для Переса в конце октября, его извещали,

что семья его переведена в род башни или бастиона замка Пинто, гораздо бодее

неудобное помещение, чем ее прежняя тюрьма. Однако Хуанна Коэльо советовала

мужу не думать о ее безопасности, потому что известия о его побеге

достаточно для того, чтобы она и его дети чувствовали себя лучше. Как

извинить инквизиторов за участие, которое они осмелились принять в этой

омерзительной интриге? Донья Хуанна Коэльо и ее дети остались в тюрьме, и с

ними обходились с большей или меньшей суровостью при жизни Филиппа II,

который, умирая, посоветовал своему преемнику выпустить их на свободу.

Статья четвертая