часто манкировал почтением, которое должен был питать к
возрасту и сану принца Эволи. При разных обстоятельствах он просто давал
оплеухи слугам. Однажды его сапожник принес очень тесные сапоги. Принц велел
изрезать их на куски и изжарить и принудил несчастного сапожника съесть это
жаркое. Тот так расхворался, что боялся умереть. Принц выходил по ночам из
дворца, вопреки советам не делать этого. Его поведение вскоре стало так
беспорядочно и скандально, что представлялось сомнительным, способен ли он к
браку и сохранила ли его голова рассудок, необходимый для управления
государством по смерти его отца {Ван дер Гамен Жизнь дона Хуана
Австрийского. Кн. 1, параграф немного спустя (росо despues). Кабрера и
Кампана в цит. местах.}. Кто мог бы думать, что королеве неизвестны эти
многочисленные и публичные сцены? Если признать, что она была об этом
осведомлена, как скорее всего и было, то неужели можно еще серьезно думать о
наличии какой-то склонности с ее стороны к дону Карлосу?
Статья вторая ПРЕСТУПЛЕНИЯ ДОНА КАРЛОСА
I. В 1565 году принц дон Карлос задумал тайно совершить путешествие во
Фландрию, вопреки воле своего отца. В этом проекте ему помогали его
камергеры, граф де Гельвес и маркиз де Тавара. Он имел намерение взять с
собою принца Эволи, своего гувернера, не сообразив, что он был личным
наперсником короля. Принц желал его общества, чтобы подумали, что он
путешествует с согласия отца. Льстецы добыли ему сумму в пятьдесят тысяч экю
и четыре костюма для выезда из Мадрида. Они были убеждены, что принц Эволи,
раз начав это путешествие, вынужден будет его продолжать; в противном случае
от него попросту отделаются. Но ловкий политик, каким был принц Эволи,
расстроил проект удачными приемами, о которых говорит Кабрера в Жизни
Филиппа II.
II. Епископ Осмы, наставник принца дона Карлоса, узнав о его дурном
поведении и распутстве и получив тайные приказания монарха, решил употребить
влияние, которое он имел на сердце этого принца, чтобы вернуть его на
истинный путь. 10 мая 1566 года епископ написал ему длинное письмо, которое
было напечатано фламандцем Кирхером {Кирхер Кн. 2. Гл. 11.}. Он давал
наставления, как вести себя в отношении министров, короля, его отца, а также
предсказывал неисчислимые бедствия, которые легко может повлечь за собою
поведение, не соответствующее этим наставлениям. Однако епископ был
осторожен и даже косвенно не давал понять, что принцу в данном положении его
советы необходимы. Принц читал письмо со всеми знаками внимания к тому, что
исходило от этого уважаемого прелата. Но он не последовал ни одному его
совету.
III. Дон Карлос мало воспользовался уроками своего бывшего учителя и
дал волю своей вспыльчивости, когда в 1567 году узнал, что его отец назначил
герцога Альбу губернатором Фландрии. Когда этот вельможа явился откланяться
принцу, тот сказал, что король напрасно назначил его на губернаторство,
которое скорее приличествовало бы наследнику престола. Герцог отвечал, что
король, несомненно, не желал обременять принца этой заботой и хотел оградить
его от опасностей, которые он встретил бы в Нидерландах среди раздоров,
возникших между крупными сеньорами. Этот ответ, который должен был бы
успокоить дона Карлоса, еще больше вывел его из себя. Он вытащил кинжал и,
собираясь вонзить его в герцога, сказал: 'Я вам помешаю отправиться во
Фландрию, потому что проткну ваше сердце прежде, чем вы уедете'. Герцог
избежал первого удара, отступив несколько назад. Принц в еще большей ярости
продолжал нападать на него, и герцог не нашел другого средства избежать
опасности, как схватить дона Карлоса и сжать его в своих руках. Несмотря на
неравные силы, ему удалось приостановить бешеные попытки нанести удар;
герцог держал принца почти в неподвижном состоянии. Однако дон Карлос все
еще хотел действовать кинжалом. Во время этой возни произошел шум в комнате.
Прибежали камергеры. Принц выскользнул из рук герцога и заперся в своем
кабинете, поджидая исхода сцены, который мог быть неприятным, если бы его
отец был уведомлен о случившемся {Эстрада. Декады фландрских воин Декада 1.
Кн. 7}.
IV. Пороки дона Карлоса не могли убить в душе Максимилиана II,
императора германского, его дяди, и императрицы Марии, его тетки, чувство
любви, которое они всегда выражали