Х.А.Льоренте

История испанской инквизиции. Том II (Часть 1)

который бы ему поверил; он будет

сочтен всеми за отрицающего и нераскаявшегося грешника и неизбежно будет

присужден к релаксации в силу необходимости применить самый решительный и

самый точный закон святой инквизиции среди стольких других, позволяющих

судьям по своей воле оправдать или осудить обвиняемых.

VI. Настал решительный момент. Оставалась только одна последняя

аудиенция, та, на которой у осужденного спрашивают, не вспомнил ли он о

каком-нибудь новом факте или не имеет ли он что-либо сказать, потому что его

предупреждают во имя Бога и Святой Девы Марии сказать правду для успокоения

совести; если он это сделает, святая инквизиция с присущими ей состраданием

и снисходительностью воспользуется этим по отношению к нему как к

обвиняемому, который искренне признается в своих проступках; в противном

случае с ним поступят согласно с тем, что предписано справедливостью и

сообразно с инструкциями и основным законом, так как уже все готово для

окончательного приговора. Обвиняемый ответил, что ему нечего прибавить к уже

сказанному, потому что он всегда говорил правду и признавал ее.

VII. Инквизитор Севальос, человек сострадательный, не мог хладнокровно

слышать этих последних слов. 'Что означает, - сказал он ему, - эта претензия

на правдивость, тогда как мы все уверены в противоположном и во вреде,

который вы себе наносите, поступая таким образом?' Тогда я взял слово, чтобы

сказать почти иронически инквизитору: 'Предоставьте обвиняемому следовать

его системе: если батюшка скорее желает быть сожженным в качестве еретика,

чем признать себя лицемером и лжецом, как мы можем его спасти?' Обвиняемый

ничего не ответил, но по возвращении в свою тюрьму поразмыслил о моих словах

и увидел опасность, о которой еще не думал, хотя чувство сострадания

заставило судей для осведомления подсудимого относительно его участи сказать

некоторые вещи, на самом деле загадочные, но все же более ясные, чем то, что

приказы разрешают судьям говорить.

VIII. На следующее утро он попросил новую аудиенцию и получил ее. Он

попробовал до некоторой степени удовлетворить обуявшую его гордость,

продолжая злоупотреблять Священным Писанием. 'То, что произошло вчера, -

сказал он, - побудило меня ночью заглянуть в себя с большим старанием, чем я

это делал до сих пор, и это заставило меня признать, что я впал в ошибку,

упрямо настаивая во время процесса на своей невиновности, тогда как я должен

был признать свою вину; признаюсь, что я виновен, раскаиваюсь в этом, прошу

прощения и епитимьи; я был ослеплен, считая достоверным явление Иисуса

Христа в евхаристии и разрешение шестой заповеди, потому что я должен был

понять, что это лишь иллюзия, и признать себя недостойным столь великого

благоволения. Моя вина подобна совершенной евреями, распявшими Христа; по

этому поводу святой Павел говорит: 'Они не узнали Господа славы; если бы они

его узнали, то не распяли бы его'. Несмотря на это прорицание апостола

Павла, святые отцы, согласно с Евангелием, говорят, что евреям нет

извинения, потому что они видели чудеса, которых никто не мог совершить,

кроме Сына Божия. Таким образом, ошибка евреев состояла в неведении, которое

не было непобедимым; такова же была и моя ошибка'. Тогда инквизитор Севальос

сказал ему: 'Ну, отец, вот вы спустились с плахи на одну ступень; не

прикидывайтесь дурачком, смиритесь и спускайтесь с остальных ступеней;

признайтесь, что все - ложь, даже то, что вы сейчас сказали, и на самом деле

вы придумали все это как средство, показавшееся вам способным удовлетворить

ваше сладострастие. Мы все действительно согласны подтвердить, что в этом

деле нет ни еретика, ни человека обманутого, а налицо лгун, лицемер,

сладострастник и соблазнитель, в данное время из высокомерия являющийся к

тому же гордецом и клятвопреступником, который среди всех своих признаний

забывает о том, в чем ему нужнее всего сознаться'.

IX. Манера говорить с обвиняемым, к которой прибег Севальос, шла

гораздо дальше, чем это разрешается судье. В данную минуту он исполнял

обязанность адвоката, желавшего спасти подсудимого; но такое поведение

свидетельствует о его доброте и делает честь его сердцу. Это-то меня и

побудило познакомить с ним читателя. Капуцин не мог сдержать слез, несмотря