Х.А.Льоренте

История испанской инквизиции. Том I (Часть 1)

главах, где мною руководит принцип первичного отрицания

виновности; так у меня выходит, что инквизиторы времен правления Фердинанда

VI, Карла III и Карла IV настолько отличаются от своих предшественников, что

нам подобает смотреть на них как на образец учености, добросердечия,

умеренности и благодушия, судя по небольшому количеству или вовсе отсутствию

жертв, хотя это и не спасло от многих других зол, ибо последователи не могут

избежать пороков системы.

Так как История инквизиции потребует использования специальных слов,

фраз, без которых пришлось бы сильно удлинить предложения, я счел

необходимым предложить вниманию моих читателей комментарий, находящийся за

каталогом рукописей.

Ввиду того, что способности и характеры у людей рознятся, кто-то может

не согласиться, из-за господствующих предрассудков, с определением жертвы

инквизиции; поэтому я счел необходимым сделать кое-какие пояснения по этому

поводу. Прежде всего, необходимо знать, что я называю лицо жертвой только

после того, как лично видел его дело в виде напечатанных документов или в

виде рукописей, имеющих хождение в большом количестве среди историков и

известных также и в более широких кругах. Но важно помнить, что честь и

достоинство какой-либо фамилии ни в коей мере не могут и не должны быть

унижены ни из-за того, что один из ее членов был осужден инквизицией, ни

из-за еврейского происхождения.

Благороднее происходить от евреев, чем из дворян, ибо среди последних

были те, кто приносил идолам человеческие жертвы, и испанцы только

стараниями инквизиции стали презирать евреев, отказываясь вверять им свои

судьбы. В Испании по мужской линии имеют еврейское происхождение род Ариаса

Давиды, род графов де Пуньонростро и другие испанские гранды, по женской

линии почти все. И, поднимаясь еще выше, скажу то же самое об испанских

королях и обо всех правящих монархах Европы, связанных с династиями,

известными в истории Испании и Португалии. Не вина, а достоинство является

причиной поношений. Сам инквизиционный суд признавал невиновность некоторых

приговоренных после их сожжения, и мы предполагаем, что эти случаи не

единичны, но невозможно найти тому подтверждения из-за отсутствия

заинтересованных лиц и доказательств или по причине сокрытия процессуальных

бумаг. Нет стыда быть жертвой инквизиции, есть много случаев, когда слава

семьи возрастала, если один из ее членов по злому навету должен был взойти

на костер, как это случилось с детьми несчастного Антонио Переса.

Возможно, такие размышления несвойственны инквизиторам, и я предвижу

судьбу моей книги, но вдруг кто-нибудь из судей или цензоров страшного

трибунала возьмет на себя труд прочесть этот пролог, который я завершу

цитатой из Анналов Корнелия Тацита, когда он пишет об императоре Тиберии и о

его первом министре Сеяне, пользовавшемся поддержкой римского сената. 'Во

времена консульства Корнелия Косса и Асиния Агриппы предстал перед судом

Кремуций Корд за восхваление в своей недавно вышедшей книге Марка Брута

(преступление до сих пор неслыханно), а также за утверждение, что Гай Кассий

был последним римлянином. Его обвинители, Сатрий Второй и Пинарий Нат, были

под покровительством Сеяна. Это обстоятельство было не в пользу обвиняемого,

несчастье его усугублялось еще и тем мрачным видом, с каким Тиберии выслушал

выступление перед сенатом защиты, в лице самого автора книги, уже готового

умереть. Кремуций Корд сказал так: 'Отцы сенаторы, мне ставят в вину то, что

я написал; но нет книги, за которую меня можно было бы упрекнуть. Даже в

этой книге не к чему придраться, ибо я не написал и не сказал ничего

порочащего императора или его мать, единственных людей, хранимых законом от

всякого оскорбления. Если моя вина только в том, что я хорошо отозвался о

Бруте и Кассии, так нет историка, кто написал о жизни этих двух римлян и не

восхвалил бы их. Тит Ливии, чья искренность соперничает с красноречием, так

славословил Энка Помпея, что Август прозвал его Помпейцем, но не перестал

из-за этого относиться к нему с прежним дружелюбием. Тот же писатель,

многократно цитируя Сципиона Африканского, Брута и Кассия, не называл их ни

ворами, ни отцеубийцами, как это делают сейчас, а всегда отзывался о них как

о выдающихся мужах. Антоний Поллион всегда писал о них весьма достойно, а