Неизвестен

Классическая демонология

с духовным лицом. О детоубийствах упомянуто совсем мимоходом, наравне с его пьянством, кутежами, которые годились, как основание для заключений общего характера о его преступности и злодействе.

Итак, обвинение, состоявшее почти из полусотни пунктов, охватывало три главных вопроса: 1) оскорбление служителя церкви (за совершение насилия над Ферроном); 2) вызывание демонов; 3) убийства детей, отягощенные издевательствами и сексуальными извращениями. Вызывание духов дополнялось обвинениями в человеческих жертвоприношениях.

Прокурор, разобрав пункты обвинения, дал свое заключение о распределении подсудности. Противоестественные страсти и дебош в церкви, оскорбление святыни суду инквизиционному не подлежали, но подлежали суду епископскому. Все же остальное, как-то: служение дьяволу, его вызывание, следовательно, богоотступничество, явная и злая ересь, отходило в ведение инквизиции.

Была очевидна беззащитность Жиля перед судом, задавшимся целью просто-напросто сбыть с рук личного врага. Ему не дали адвоката и не допустили в суд его нотариуса. Все его надменные крики о том, что он считает позором являться перед таким судом, что его судьи злодеи и симониаки (то есть торговцы местами и должностями), что он лучше согласится идти на виселицу, чем на такой суд и т.д., конечно, никто не слушал, и суд продолжал свое дело. Когда же после чтения обвинительного акта Жиль коротко ответил на обычный вопрос, что весь этот документ - сплошная ложь и клевета, епископ торжественно произнес его отлучение от церкви. Жиль вновь с настойчивостью требовал над собою другого суда, но его еще раз не стали слушать, объявили его протест произвольным и неосновательным. После того ему дали время, чтобы приготовиться к защите.

Что после того происходило, трудно с точностью судить. С Жилем что-то 'сделалось' или вернее, 'сделали'. Когда он вновь появился перед судом, это был совсем не тот надменный барон, который так заносчиво форсил в заседании, происходившем всего лишь неделю перед тем.

Он кротко покорился суду, против которого так пылко протестовал, преклонил колено перед епископом и инквизитором, даже стонал и рыдал, принося искреннее раскаяние в своей прежней заносчивости и умоляя, чтобы с него сняли отлучение. В своих злодействах он тут же принес повинную. Он вообще день за днем, видимо, падал духом и прямо готовился к смерти.

Начался допрос свидетелей, из которых двое служителей Жиля, Андре и Пуату, взвели на него целую груду ужасов. Но особенно ценны были показания Прелати, который дал удивительно обстоятельную и пространную картину магии и некромантии, которым при его участии предавался Жиль Рэ. Но тут опять всплывает удивительное обстоятельство. Этот Прелати, явный некромант, человек, обладавший прирученным чертом, вышел сух из воды. Его выпустили на свободу живым и здоровым, равно как и зловещую Меффре, поставщицу живого товара. Очевидно, судьи праведные были им слишком признательны за их показания и считали неблагородным карать столь полезных свидетелей.

В своем постепенном принижении гордый барон дошел до того, что потребовал, чтобы его исповедь была прочитана всенародно. Он рыдал и стонал перед народом, просил прощения у родителей загубленных им детей, молил примирить его с церковью, просил своих судей молиться за него. И надо полагать, что эта картина раскаяния великого грешника произвела глубокое впечатление, потому что после его казни немедленно была устроена торжественнейшая процессия. Духовенство и целая толпа народа, только что перед тем его проклинавшая, с молитвенным пением шла по улицам, моля за упокой его души.

Жиль был приговорен к повешению и сожжению трупа. С ним осудили только двух его сообщников, быть может, тех, которые туже всех других давали показания против своего господина. Прелати и другие слуги, как мы уже сказали, были отпущены.