Владимир Данченко

Чакры и тантра

текстах'. Как говорил Геббельс, 'если вам нужно сделать ложь истиной, повторяйте ее почаще'.

Возникает вопрос: зачем автору понадобилось это жульничество? Ответ прост: 'интерпретация Кундалини-йоги' служит ему лишь средством для придания веса своим собственным концепциям. Выстраивая цепочку 'геон — микро-ЧД — кипение пространства — нейтринный газ', он соотносит ее с цепочкой 'Атман — Пуруша — Кундалини — Прана'. Поскольку же Прана в его концепции проистекает непосредственно из Кундалини, автор заботится, чтобы Кундалини 'становилась' Праной и в 'традиционных источниках'. Это достигается путем расширения границ Пранамайя Коши до Анандамайя Коши, то есть сведения Виджняны и Манаса к Пране, мудрости и ума — к 'энергетике'. Иными словами, автор 'материалистически интерпретирует' не Кундалини-йогу, а писания 'астрального майора СС' Аверьянова. Далее мы увидим, что 'нейтринный газ' имеет с Праной ровно столько же общего, сколько геон с Атманом, а Пуруша — с микро-ЧД Хокинга.

В качестве единственного (зато трижды упоминаемого — стр. 68, 70 и 76) примера 'необъяснимого чисто физиологическим путем проявления праны в теле' автор приводит 'опыты с гравитацией' В.С.Аверьянова (он же гуру Вар Авера). Упомянутые 'опыты', однако, недостаточно документированы, чтобы служить 'объективно установленными фактами'. С другой стороны, концепция 'пресловутого биополя' (равно как и концепция 'биоплазмы') возникла вовсе не для объяснения 'фактов' такого рода, — чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с книгой А.Г. Гурвича 'Теория биологического поля', данные которой автор приводит в своей библиографии.

Что касается отсутствующих якобы 'конкретных определений сущности и природы Праны', то такие определения существуют, и автору они известны. Так, неоднократно цитируемый им Лисбет соотносит Прану с маленькими отрицательными ионами атмосферного воздуха, а ¦20 (работы последнего также приведены в библиографии) рассматривает ее как продукт взаимодействия всей массы рецепторов тела со средой. Замечу, что и в первом и во втором случае обходится без измышления 'субстанций', природа которых отличалась бы от природы 'изученных на сегодняшний день сил и полей'. Автор не случайно обходит молчанием эти альтернативные концепции: в контексте интерпретации традиционно индуистской 'пранической' проблематики они обладают значительно более высоким описательным и объяснительным потенциалом, нежели его собственная концепция Праны как 'нейтринного газа'. С одной стороны, в нейтринном газе нет никакой необходимости для объяснения 'эффектов проявления Праны в теле', которые выражаются, 'согласно традиционным источникам', в энергообеспечении психофизиологических функций, а с другой, он попросту непригоден для такого объяснения. Нейтринная концепция интересна сама по себе, но не приложима к пранической проблематике; для соотнесения Праны с нейтринным газом нет никаких оснований.

Не желая мириться с этим, автор начинает конструировать такую историю развития 'традиционных представлений' о Пране, сама логика которой прямиком выводила бы к идее нейтринного газа. Разумеется, подобная логика требует от него жертв — жертв фактами. Но ради идеи автор готов жертвовать чем угодно. Так, ссылаясь на Смирнова, он пишет (стр. 68), что со временем древнее значение слова 'прана' как 'дыхание, жизнь' стало вытесняться значением 'ток', 'нервный ток', 'психическая энергия' ('психическая энергия' в данном случае — приписка автора), и что если в 'древних текстах' Прана отождествлялась с Брахмой, то 'психофизиологические теории Праны', толкующие о пяти потоках 'некоей энергии', циркулирующих в теле, сложились лишь в позднем средневековье (стр. 69). У Смирнова же можно прочесть следующее: 'В эпической Санкхье слово Прана утратило свое широкое значение и... разбилось на ряд частных значений (Апана, Вьяна, Самана и пр.)' (Смирнов, 1981, стр. 125). То есть, поскольку речь идет об эпической Санкхье, пять Вайю были выделены не в 'позднем средневековье', а уже приблизительно в первой половине первого тысячелетия до н.э.