Владимир Данченко

Чакры и тантра

это безупречно, оставляя ясные ориентиры для тех, кто хотел бы проследовать по тому же маршруту. Мы просто хотим напомнить, что знать можно больше, чем мы видим. И если тантрические тексты говорят о 'свете', то мы усматривали свою задачу в постановке вопроса об 'электромагнитных волнах', несущих этот свет.

3. Что ж, тогда вопрос третий — по существу: Зачем это нужно? Нам нужен свет, а не 'волны'!

Действительно, над попытками установить, например, каковы 'физические аналоги' Чакр, можно насмеяться как над чисто европейским подходом к делу, — ведь подобное знание совершенно бесполезно с практической точки зрения. В случае Чакр мы имеем дело не с чем-то внешним, а со своими собственными ощущениями, знание физической сущности которых ни в коей мере не продвигает нас в умении ощущать их, тем более управлять ими. А что касается расположения этих тонких органов в тонком теле (чем бы ни были и где бы не располагались их физические аналоги), то оно четко указано в текстах.

Известно, однако, что нет ничего более практичного, чем хорошая теория. Не исключено, что в будущем этот 'чисто европейский подход' принесет какие-то неожиданные результаты, — например, стимулирует сдвиг современного объективистски ориентированного научного мышления с мертвой точки в его отношении к 'восточной мистике', стимулирует творческую активность в самодеятельной йогической среде, приблизит возникновение какого-то давно искомого Синтеза духовных учений. Задача настоящей работы состояла прежде всего в том, чтобы теоретически 'потревожить' сложившееся материалистическое и культурологическое отношение к Йоге.

Ведь с материалистической точки зрения сегодня принимается, да и то 'крутя носом', не Йога как таковая (то есть мировоззренческая установка на расширение сознания и самосознания в единстве со средствами такого расширения), а лишь ее физиотерапевтический, в лучшем случае — биоэнергетический аспект; все остальное относится к области 'фантастических представлений' и всерьез не рассматривается. С культурологической точки зрения Йога рассматривается как реалия, вырванная из контекста иной культуры, и как инородное тело в контексте наличной культуры; говорится, что Йога чужда нашему обществу.

Настоящая работа призвана показать, что 'фантастические представления' йогинов на самом деле представляют собой инокультурные 'срезы' тех сторон реальности, которые не получили своего отражения в контексте нашей культуры. Тем самым предпринимается попытка указать на неполноту, узость этого контекста, а также — по мере сил и способностей — на возможные пути его расширения.

4. Здесь уместно будет задать четвертый вопрос, строгий: Не мог бы автор, как материалист, уточнить свое отношение к мистике?

'Мистичность' переводится как 'таинственность'. 'Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, это ощущение таинственности... Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то во всяком случае слепым... Я довольствуюсь тем, что с изумлением строю догадки об этих тайнах и смиренно создаю далеко не полню картину совершенной структуры мироздания'. Это сказал Эйнштейн, создатель теории относительности, — теории, которая лежит в основе современной картины 'физической реальности'.

Мистическое отношение к миру основано на сознавании присутствия бесконечных таинственных глубин, скрытых под пленкой познанного, а также сознавании известной меры гипотетичности самой этой пленки. Материалистическое мировоззрение вовсе не предполагает 'гносеологической мании величия', дубинноголовой снисходительности человека, уточняющего отдельные детали уже 'почти познанного' мира. Напротив, благодаря основному положению материалистической гносеологии о неисчерпаемости познания мира и человека, на любом этапе этого познания мы с необходимостью оказываемся перед лицом 'перманентной тайны', бесконечности 'еще непознанного', — глубины, осознание которой, не затуманенное нашими познавательными успехами, не может не вызывать своего рода 'священного трепета'.