Владимир Данченко

Чакры и тантра

'невоспринимаемости' происходящей перемены Анандамайю иногда даже называют не новым уровнем восприятия, а новым уровнем существования. Выражение этого уровня доступно лишь языку поэзии и логических парадоксов:

'Когда он не знал о Пути,

Горы для него были горами,

А воды водами.

Когда он вступил на Путь,

Горы для него перестали быть горами,

А воды водами.

Когда он постиг Путь,

Горы для него вновь стали горами,

А воды — водами' (см. 67).

Анандамайя — это уровень восприятия, не скованный рамками 'знания о предназначении вещей', а также не скованного рамками личности; уровень на котором присутствует 'я' и 'не-я', субъект и объект, но отсутствует барьер между ними. Это уровень операционального, а не экзистенциального отчуждения индивида от универсума, человека от мира.

Поэтому говорится, что Анандамайя начинается с Аннамайи, с физического плана. Как и в Аннамайе, объектом этого уровня восприятия служит весь мир; в то же время Анандамайя не исчерпывается 'внешним миром', но включает в себя и 'мир внутренний', — она охватывает все покровы во всем многообразии протекающих здесь процессов.

В случае обыденного видения функцию субъекта, 'зрящего' (Пуруши) выполняет та или иная потенциально объективируемая, то есть 'зримая' структура (Пракрити) с которой отождествляет себя субъект, — такой структурой может быть, например, ментальный процесс. В ходе йогической Садханы зрящий полностью разотождествляется со зримым, субъект освобождается от всех объективируемых структур, обнаруживая, что 'ничто не есть я'. Тем самым создаются предпосылки для тантрического видения, в котором зрящий сознательно сливается со зримым, предаваясь созерцанию 'того, что есть', во всей его полноте.

Для описания такого 'подлинного осознания того, что есть', такого ВОВЛЕЧЕННОГО СОЗЕРЦАНИЯ 'чистым субъектом' одновременной игры всех покровов Майи, не замаскированных более под 'я', тантрическая традиция использует эротическую символику. Говорится, что Пракрити (досл. 'прародительница') встречает Пурушу (досл. 'мужа') и отдается ему лишь на этом уровне. Осознав наконец-то себя и происходящее, обнаружив в себе присутствие Пуруши, Пракрити входит в последнее из возможных для себя состояний — состояние экстаза.

Таким образом Пуруша оказывается в экстатической вселенной, которая играет с ним сбросив маски, — свободно, самодостаточно, без какого-либо стремления опутать его своей игрой. Это и есть уровень подлинной Лилы — 'Божественной Игры', которая серьезнее любых человеческих дел.

'Она простирается, чтобы обмануть одиночество,

Однако глаза Ее постигают Себя и смеются.

Ее глаза — игроки, и их выигрыш — пригоршни Света'.*

* Здесь и далее — обработка поэзии Поля Элюара (см. 83).

Покров 'честной игры' представляет собой наиболее труднопреодолимую ловушку Майи, применившей здесь последнее оружие, против которого, практически, нет защиты, — оружие истины. Анандамайя — это динамическое и бесконечно разнообразное единение с истиной, сбросившей все покровы, чарующей нас своей наготой, доступностью и любовью.

Но как правило такая честная игра продолжается недолго. Едва успев пресытится танцами неведения, Пуруша очаровывается танцем Истины и ЗАБЫВАЕТ СЕБЯ, — утрачивает нить медитации. Непроизвольно отождествившись с каким-то из элементов этой космической мистерии, он проваливается в 'волчью яму' Маномайи.

'В пустыне, которая обитала во Мне, Она обняла Меня

И, обняв, даже Мне приказала видеть и слышать невидимое

В тишине ослепительного мрака.

Встала Она на веках Моих, косы с Моими смешав волосами

Форму рук Моих приняла, цвет Моих глаз вобрала

И растворилась в Моей тени как брошенный в небо камень.

Всегда у Нее открыты глаза, они не дают Мне спать.

Грезит Она среди бела дня, Она заставляет меня смеяться,

Смеяться и плакать, и говорить, хотя Мне нечего сказать'.