Владимир Данченко

Чакры и тантра

сохраняем бодрствующее сознание и не растворены в происходящих событиях, это 'сновидение' представляется гораздо более реальным, чем апатичное восприятие приевшегося внешнего мира. Для 'астрального мира' характерно и то, что хотя при наличии определенной практики мы можем проявлять здесь сознательную активность, основной поток 'астральных событий' протекает независимо от нашего сознания.

'Пытаясь увязать представления о визуализируемых божествах (Деватах) как о служебных символах, создаваемых для целей медитации, с представлениями о них как о действительно самостоятельных сущностях иных планов, их соотносят иногда с той категорией явлений, которую Юнг называет 'архетипами' — образами, существующими в умах всех людей, как часть коллективного наследия человечества. Однако Юнг никогда не говорил, что архетипы могут выходить из под контроля, а Деваты на это способны' (12).

В связи с этим мастера визуализации предостерегают от дилетантских экспериментов с глубинными силами человеческой психики: 'Практиковать визуализацию — все равно, что ложится спать рядом с беременной тигрицей. Среди ночи она может проголодаться и съесть вас' (23). Говорится, что драконы в заколдованных лесах там, — сила не менее реальная и опасная, чем грузовики на улице здесь.

Феномен неконтролируемости астральных образов служит серьезным аргументом в пользу их 'телесного', а не 'умственного' происхождения: вегетативная жизнь тела, как правило, независима от нашей сознательной воли, в значительной степени независимы от нее и визуализации. От ума визуализируемые события получают лишь свою форму.

Форма визуализаций обусловлена нашими подсознательными ожиданиями, ее диктует наш подсознательный культурный багаж. Отмечая эту черту 'астрального мира', один мой знакомый психонавт, инженер по образованию, рассказывал, что в своих астральных выходах нередко сталкивался со сложными техническими конструкциями, в частности, с объектами, которые он склонен был определять как 'космические корабли', — добавляя, что в средневековье их наверняка назвали бы 'башнями, полными чудес'. Иными словами, повстречав в 'астрале' башню, полную чудес, современный человек говорит, что видел нечто вроде космического корабля.

Впрочем на характере визуализаций явно отражаются и структурные свойства Чакр, так как связанные с разными Чакрами 'миры' очень отличаются друг от друга. По всей вероятности, эти различия обусловлены типом взаимодействия между организмом и средой в области разных интерорецепторных зон, 'образом жизни' этих областей. В данном случае Чакры являются центрами осознания принципиального способа энергообмена соответствующих интерорецепторных зон, 'средоточиями различных специфических сил, находящих отражение в уме' (48).

Возьмем, к примеру, 'астральные миры', связанные с нижними Чакрами и, как принято считать, наиболее тесно примыкающие к физическому плану. Здесь образное и содержательное наполнение сознания психонавта ('картина реальности') формируется различными безусловными вегетативными рефлексами — скажем, кишечника или предстательной железы. Это даже не подсознание, это именно бессознательный, глубоко равнодушный ко всему человеческому мир стимулов и реакций, который в обычной жизни только изредка и глухо дает о себе знать, — например, при переполненном мочевом пузыре в метро. Но теперь эти силы добираются до коры (сознания) с ее богатыми возможностями.

Психонавт оказывается в мире жадных, властных и грубых существ, и если способность его управлять такого рода активностью недостаточно развита еще на 'физическом плане', существа эти будут делать с ним что пожелают. 'Сразу за вашим лежит мир, где нет ни закона, ни порядка. Со мной был Свет Матери и я прошел его' (цит. по 63). Если психонавт верит в черта, он столкнется с ним именно здесь. Если не верит, то черта не будет, но кошмары неминуемы. Они могут быть безличными, 'абстрактными', со смазанными и перемешанными кусками несовместимых элементов привычной реальности, 'транскрибирующими' крайне отрицательные эмоциональные состояния.