Всеслав Соло

Астральное тело - 2. Изида или врата Святилища (Ч

припоминая что-то.

-- Проходите, -- с торопливой заботливостью предложила

она, -- проходите на кухню, туфли снимать не надо. Я сейчас

приготовлю чай. -- Наташа захлопнула дверь и провела меня в мою

кухню. -- Садитесь сюда, за стол. -- И она предложила мне

табуретку. Я сел на нее, я чувствовал себя в сонном восторге,

все вокруг казалось ненастоящим, даже когда я проходил на

кухню, забывши о своей скованности в рамках земного тела, я

едва не шагнул сквозь закрытую дверь, но на удивление Наташи по

этому поводу я извинился в своей неуклюжести.

-- Целый ворох серебристых бликов на потолке, -- сказал я,

когда мы уже начали пить чай. Наташа посмотрела на меня

внимательно.

-- Откуда, -- спросила она, -- откуда вы знаете об этом,

Гриша?

День был очень солнечным, у кухонного окна на табуретках

сверкало два ведра, доверху наполненных отстаивающейся водой.

-- О чем? -- в свою очередь спросил я и глянул на потолок,

на котором серебрились солнечные блики. Наташа тоже бросила

взгляд на потолок.

-- Ну да, -- рассмеялась она, -- извините меня,

пожалуйста, я подумала совсем о другом, и в самом деле целый

ворох серебристых бликов на потолке. Я промолчал и тоже

улыбнулся -- как же она была хороша, моя Наташа! Ее длинные

вьющиеся волосы, мои ладони магнитило прикасаться к ним; ее

детские улыбки, ускользающие от меня, таяли мятно у меня на

душе. Как же хотел я любить ее в эти мгновения!

-- Расскажите что-нибудь о Сереже, -- попросила она.

-- О Сереге можно говорить много, -- стесняясь

доверчивости Наташи, сказал я и медленно опустил глаза, делая

вид, что рассматриваю кусочек лимона, плавающего в моей чашке

чая.

Я поддевал этот золотистый кусочек чайной ложечкой, и

наконец -- нагнулся к чашечке и ловким движением все-таки

поддел лимонную дольку к себе в рот.

Под откровенный хохот Наташи я стал демонстративно,

морщась от горячего и кислого лимона, жевать и корчить

страдальческие рожи.

-- Да... -- затаившись на мгновение после карикатурного

представления, произнес я и оперся сдержанно нежным взглядом на

Наташу. -- Серега мой близкий друг, -- заговорил я через

некоторую паузу. -- Мы с ним долго сходились, но потом...

понимали друг друга твердо.

-- А как вы с ним познакомились? Мне все интересно,

расскажите, -- оживившись, попросилась в мои глаза Наташа. И

тут мне в голову пришла вполне оправданная мысль: разговариваю

с Наташей, но это я знаю как ее зовут, но не Гриша.

-- Вы извините, -- уверенно обратился я к своей

собеседнице, -- но вы до сих пор не представились мне, мы с

Серегой последних три года до его болезни мало видились и я не

знал, что он женат!

-- Честное слово, Гриша, я вот с вами сижу сейчас,

разговариваю и у меня такое впечатление, что я знаю вас уже

давно, даже некоторые ваши движения удивительно знакомы,

откуда, не пойму. Наташа... меня зовут Наташа, -- сказала она,

опомнилась от задумчивого рассуждения вслух. Меня зовут

Наташа... Наташа -- запомни, -- молниеносно прозвучало у меня

в душе. От этих воспоминаний я не заметил, как промолчал

некоторое время.

-- Эй, да вы что, меня не слышите, Гриша?

Наташа.. меня зовут Наташа -- запомните.

-- Да, извините, -- вернувшись к настоящему моменту,

отозвался я.

-- Что это с вами? -- спросила Наташа.

-- Да нет, ничего, вспомнилось, как я познакомился с

Сергеем, -- соврал я. Когда я работал на теплоходе, у меня был

друг Миша, и я стал рассказывать, как я с ним познакомился, как

Сергей, чтобы хотя бы в перечислении событий не выдумать, не

врать, а походить на подлинного рассказчика:

-- Я тогда еще был совсем сопляком, а Серега вообще в

пацанах, практику у нас на Дунае проходил, от речного

училища.

-- Вы плавали по Дунаю? -- поинтересовалась Наташа,

заботливо слушая мой рассказ.

-- Нет, это теплоход так назывался -- Дунай.

-- А, понятно.

-- Так вот... -- приготовился я продолжить рассказ.

-- Простите, а вы на теплоходе кем работали? -- и Наташа

улыбнулась, словно догадалась о чем-то.

-- Боцманом, -- ответил я.

-- Я так и знала, -- не выдержав, рассмеялась она, -- не

обижайтесь, ради Бога.

-- Да я и не обижаюсь, но боцман действительно должен быть

увесистым на корабле.