Итак... Все остается в силе относительно того, что я тебе уже
гарантировал в прошлое мое посещение те-бя: ты обязательно займешь одежду
Алекса, а он окажется здесь, вместо тебя и будет пахать как папа Карло на
нас!
-- О-о! Его так! -- воскликнул восторженно Гермич.
-- Не перебивай меня, -- строго предупредил Гермича Ворбий.
-- Молчу я. Говори, Ворбий, -- заискивающе извинился Гермич.
-- Так вот. Ты займешь одежду Маприя, но это все необходимо тщательно
подготовить и основательно обыграть, театрализировать. Как ты понимаешь,
Алекс не из тех профанов, которые могут сунуться в мышеловку прежде, чем не
подставит кому-нибудь подножку, чтобы в мышеловку угодил кто-нибудь другой
на его глазах и если обстоятельства будут позволять, брошенный в мышеловку,
парализует ее действие или это окажется не мышеловка, только тогда Алекс
сунется в нее сам, и вот здесь нам надо будет быть начеку -- мышеловка
должна оказаться таковой и сработать, обязательно сработать! Это, голубчик
мой, наш литературно-поэтический сценарий. Теперь объясняю в первых
подробностях.
Как только я сочту нужным, срочно необходимым, а значит возможным по
укладке обстоятельств безошибочно, действительно располагающих, выказывающих
себя к успеху нашего дела, я выхожу сюда на очередной контакт и делаю посыл
Алексу на его энергопейджер, что якобы, я стал пленником Гермича, срочно
требуется твое, Алекс, участие и неотлагательная помощь.
Маприй, естественно, придя сюда, в контактную комнату -- не поверит,
даже энергопейджеру. Он обязательно прозондирует пространство с помощью
главного генератора, потому что его, я не думаю, чтобы убедило присутствие
моего оставленного тела в кресле генератора. И когда Алекс убедится в том,
что в пространстве и в самом деле находятся двое, тогда, он к нам не пойдет
-- это без сомнения, но войдет информативное общение -- обязательно.
Потом я вернусь обратно в свою одежду, но для Маприя, здесь,
признаться, я расчитываю на свое знание профессиональное психологии и на
свои некоторые актерские данные, слава Богу, что голос менять не надо, а
только манеру поведения и логику изложения мыслей, так вот, здесь-то, для
Маприя в мою одежду должен вернуться Гермич, то есть ты.
Конечно же, на самом деле возвращусь я, но Алекс не должен об этом
догадаться! Видимо, он попытается, ложного, тебя как -то пристроить и лишь
только через некоторое время, когда дела фирмы потребуют от него очередного
контакта, он пойдет на него сам. Естественно, он не пошлет Гермича, который
в этом пока ничего не будет соображать и потребуется время на его
подготовку, да еще и не будет достаточного доверия, скорее страх к Гермичу.
А больше посылать будет некого. Маприй, обязательно сам, как это ему не
противно, но выйдет на контакт, с ложным, со мной, потому что на самом деле
ты его встретишь здесь, и вот тогда-то все и решится! Ты займешь одежду
Алекса, я тебе помогу в этом, и будешь преспокойненько жить-поживать, как
президент нашей фирмы, но тебе не надо будет что-то делать: живи как знаешь,
имей что хочешь -- работать буду я.
Алекс -- трус, и потом, я его прилично напугал новым прибором и прочим
-- он исправно будет выполнять свои обязанности здесь, вместо тебя. Таковы
первичные детали нашего с тобой проекта, мой друг, Гермич. Тебе они
нравятся?
-- Еще бы! Ты, Ворбий, пройдоха -- хоть куда.
-- Да, уж наверное, не пройдошливее тебя, Гермич: избежать смертной
казни, да еще иметь такую, сверкающую основательным блаженством богатства,
реальную и самую близкую, приближающуюся перспективу. Это -- не каждому
дано!
Потом Ворбий выполнил еще ряд энергома-нипуляций, необходимых для нужд
существования интегральной фирмы, и вскоре оставил Гермича и, удаляясь из
контактной комнаты, подумал: ' Гермич -- просто болван! Болванка, легко
поддающаяся моей обработке'.
У Георгио Фатовича было самодовольно-прекрасное настроение и оттого, он
то и дело, как бы сам для себя, оскаливал страшные улыбки, что смогли бы
насторожить любого, кто бы увидеть их смог, потому что выглядели они так,
будто Ворбий носил теперь на своих плечах невидимого всадника, который
поминутно, глубоко всаживал, больно, в своего носильщика -- крючковатые
шпоры, но они вызывали вожделенный, рабский восторг у принимающего их удары.
Тень, отбрасывает