Всеслав Соло

Переодетые в чужие тела (Часть 1)

и она, тогда так

женственно отказалась, но не отказала -- сама пригласила меня в гости к

себе. И я пошел.

И с тех пор мы больше с ней не расставались до самой ее безвременной

кончины'.

* * *

'Я отправлял Катеньку в роддом. Она старалась, пробовала лукаво

улыбаться, передыхая и набираясь сил для нового сражения с болью, которая

стремительно бросалась на нее, словно то-же передохнувши -- жестоко

впивалась, хватала Катеньку за живот, сотрясала ее, будто дознавалась --

'Будешь еще улыбаться?!'

Катеньку уже отвозили в палату, когда она сказала мне:'Я обязательно

рожу свою заместительницу!'

-- Но может родиться мальчик, -- сердечно и мило попытался возразить я.

-- Нет, -- неотступно сказала она. -- Родится обязательно девочка...

Юленька... -- загадочно куда-то смотря, назвала Катенька имя нашей, через

три дня действительно появившейся на свет дочери. -- Никогда не давай ее в

обиду, -- будто прощалась она, -- пусть Юленька будет всегда с тобой!

-- Ты ошибаешься, -- поправил Катеньку я, -- с нами, Юленька всегда

будет с нами.

-- Да, конечно... с нами, -- почему-то печально подтвердила мои слова

Катя.

Больше я Катеньку живой не видел...

Она рожала невероятно тяжело, как рассказывал мне врач, принимавший

роды, и... через два с небольшим дня умерла, скончалась от сер-дечной

недостаточности.'

* * *

'Юленька подрастает. Она -- невероятная копия Катеньки! Да нет, она,

без сомнений, маленькая Катя!.. Особое удовольствие для меня составляет

купание моей дочери, после которого наступают, когда я укладываю Малышку в

постель, искушительные мгновения соблазна, -- я поглаживаю ее, изящно

сложенное, нагое и доверчивое тело, и я, с огромным трудом сдерживаю свои

руки, когда они едва прикасаются к откровенно обнаженным местам.

Насыщяюсь энергией. Мои мускулы налиты сокрушительной силой. Тогда

ухожу к себе и подолгу, шепотом разговариваю с фотографией Кати...

Недавно, я нарочно показал одну из многочисленных фотографий своей

покойной супруги одному своему знакомому.

На этой фотографии Катенька изображена в детстве -- семи лет, знакомый

хорошо помнит мою дочь Юлю в лицо, (он художник, как-то рисовал ее портрет).

'Как озорно выглядит здесь Юля!' -- констатировал знакомый, и когда я

признался, что это не Юля, а Катя..., он так и не поверил мне.

Я никогда и никому не отдам Юленьку! Она будет всегда со мной, как

завещала Катя...

Признаться, я частенько ловлю себя на мысли, что я начинаю любить свою

дочь как жену, мою маленькую супругу, с одной только разницей, что я не

трогаю ее...

Собственно говоря, она и ведет себя очень похоже. Пытается стирать...

Убирается дома... Скоро научится готовить...'

* * *

'Я страшно, мучительно ревную свою дочь к мужчинам!.. Не хочу и думать

про то, что она, когда-нибудь, когда-то, не за горами уже, ускользнет от

меня... Нет!... Кажется, я не в силах буду этого пережить, я просто не знаю,

как смогу такое пережить... Второй раз потерять ее, мою Катю?!

Я всячески мешаю и буду продолжать жестоко мешать любому молодому

человеку обращать свое внимание на мою дочь, выказывать каким-либо способом

свои чувства к ней.'

* * *

'Ах, если бы я смог стать молодым и другим человеком! Тогда бы я

женился на Юленьке... Но..., зловещие законы общества, которые мы впитываем

в себя чуть ли не с молоком матери, которые потом именуются, и становятся

частью нас как совесть и мораль, правила этики -- именно они никогда не

позволят мне этого сделать!

А значит, я сам никогда не позволю себе этого сделать, потому что и я

целиком соткан из этих законов и я не могу управлять собою как захочу --

общество правит мною!

Ах, если бы я и в самом деле смог стать молодым'.

После откровения этих строк Юля остановила свое чтение, она оторвала

свой взгляд от тайной рукописи отца и долго смотрела прямо перед собой, но

плохо что видела.

Девушка снова опустила свой взгляд на разлистнутый, лежащий на ее

коленях дневник, чтобы еще раз прочесть последним прочитанное место.

Мутно. Слезы. Они капали тяжелыми каплями на построчно исчерниленные

страницы отцовской рукописи и расплющивались на них крупными кляксами и

расплывались, мутились чернильные слова, словно их прикрывали бракованными