Всеслав Соло

Переодетые в чужие тела (Часть 1)

-- Я еще не женщина, Миша, -- ласково, но настороженно проговорила Юля,

и молодой человек вышел из некоторого оцепенения.

-- Я знаю, -- сказал он.

-- Откуда? -- удивилась девушка.

-- Разве это не видно? -- улыбнулся он.

Они заласкались нежно телами. И вот, источающее негу и сладость,

желание молодого человека, внезапным рывком, -- обнажило Юлину боль.

-- А-а-айсс... -- вздрогнула всем телом де-вушка в дрожащем вздохе и

напряглась. -- Мне больно, -- горячо и жалобно, будто попросилась отпустить

ее, прошептала она молодому человеку на ухо.

-- Потерпи, малышка, я потихонечку, -- настойчиво и взволнованно тоже

приятно прошептал в самое ухо девушке молодой человек.

-- О...ий так... больно...сс... Па!-Па-а! -- вскричала она.

-- Потерпи, моя умница. Ну,.. что ты, ма-ленькая моя. Потерпи, я же

потихонечку, -- победно нашептывали горячие Мишины губы.

Другой человек

На следующий день, приятно уставшая, с растрепанной прической, но

неуловимо, неумолимо посвежевшая Юля, снова заветно и сосре-доточено

уединилась.

Теперь уже реально любимый человек --Миша, такой неуклюжий с утра: как

и вчера, ушел по делам.

Постепенно, улучившая момент, наболев-шая печаль вкрадчиво снова

прикоснулась к ней. Внимательно решила она продолжить чтение отцовского

дневника.

Девушка достала его из-под подушки, но по пути этого действия она

посмотрелась намерен-но в стоящее на тумбочке возле кровати округлое, в

металлической резной оправе, зеркало; несмотря на несобранный вид свой, ей

улыбнулось, понравилось ее, сейчас отра-зившееся в чистом серебре зеркала,

лицо.

'Сегодня, будто что-то остановилось во мне из того, -- подумала

девушка, -- что всегда заставляло идти, а точнее бежать, искать и

тревожиться, и потому спотыкаться и падать, ошибаться и жить наугад, я

словно видела раньше все очень близко и мутно, а теперь, мне кажется, что

мне придется научиться заново открывать, узнавать старые детали, в

обнажившейся, еще не освоенной, будто чужой панораме прожитой жизни моей.

Даже... папина беда, нет, она не прошла, она есть, и я все так же могу

чувствовать ее, но и она, тоже какая-то остановленная сегодня, и я имею

возможность ее рассматривать'.

Медленно Юля отвернулась от зеркала, она еще совершенно никогда не

видела свое лицо в нем освещенное первыми, незримыми, живи-тельными лучиками

женственности. В этом, каждое осознаваемое ею мгновение, ощутимо

при-сутствующем прикосновении материнского состояния, когда человек впервые

открывает в се-бе, пускай еще наощупь, но способность не судить, а

сострадать, она и приступила к дальнейшему чтению дневника, и разлистнула

его.

Вначале она усвоила и поняла страницы, повествующие о тогдашнем еще

мальчике, папе, где проявились его первая любовь к Лоле и многие другие

перепутья взросления; первая, неудачная семья -- это время было описано в

мрачных красках и как-то вскользь, не подробно.

Далее, многое узнавала девушка о человеке, о котором, как она,

(разъяснялось в ее сознании теперь), не имела должного и необходимого

представления как дочь.

Все казалось Юле важным в дневнике, но, когда она дошла в своем

пристальном чтении до мест, в которых появилась ее, такая далекая и дорогая

мама и особенно, когда девушка дочиталась до папиных исповедей, где все ярче

и отчетливее говорилось о ней, о дочери Юле, она зачитала прерывисто, время

от времени останавливаясь, обдумывая, и что-то перечитывала повторно.

Заинтересованно заострялось ее возбужден-ное внимание, чтобы

независимо, безавторитет-но осмыслить рукописные откровения отца, и

требовало это внимание, порою, даже неодно-кратного перечтения мест особо

располагаемых к размышлению:

* * *

'Моя вторая, но первая, которую любил я, будущая супруга, Катерина

Иосифовна, Катенька, как я стану ее называть потом, работала в научной

библиотеке. Как-то я зашел в эту библиотеку совсем накануне защиты моего

очередного научного труда.

Мы увидели друг друга и тут же разговорились часа на два. Как раз

рабочий день в библиотеке закончился, я, как истинный джентльмен, сразу же

решился пригласить мою, ставшую на редкость молниеносно близкую и