Всеслав Соло

Переодетые в чужие тела (Часть 1)

дверей в

здание Университета, думая, что встреча на этом исчерпана, но...

-- Миша! Подожди, пожалуйста... -- будто спохватился профессор.

-- Да, Василий Федорович, -- сразу же остановился и вежливо отозвался

молодой человек.

-- Слушай, Миша, у меня есть несколько задачек -- ну, никак не могу

решить! Может, поможешь?

-- Можно. В следующие выходные захватите с собой на дачу, -- не

раздумывая, охотно согласился молодой человек.

-- А если сегодня? Как ты на это смотришь?

-- Сегодня? -- немного подумал молодой человек. -- В принципе можно.

Они при вас?

-- Дома.

-- Ох, и хитрый вы человек, Василий Федорович! --лукаво прищурившись,

проговорил Миша, и снова приняв серьезное выражение лица, спросил: -- у вас

какое-то сегодня торжество?

-- Ну, если ты придешь, то устроим и торжество. Большего не обещаю --

маленькое, но со вкусом. Так как? Договоримся?

-- А почему бы и нет? -- весело сказал молодой человек и улыбнулся, и

Аршиинкин-Мертвяк тут же примерил эту улыбку на свое лицо.

-- Хорошо, -- определился профессор. -- Часикам к семи сможешь?

Устроит?

-- Нормально.

Аршиинкин-Мертвяк полез во внутренний карман своего кожаного на меху

пальто и извлек оттуда какую-то разноцветную карточку.

-- Держи мою визитку, -- сказал профессор

и протянул карточку молодому человеку. -- Там есть мой домашний адрес и

телефон, -- пояснил он.

-- Единственное вот..., -- как-то замялся Миша. -- Как ваши домашние?

-- А! Из домашних? -- только я и моя дочь.

-- А-а др...

-- Это и все. Мы живем вдвоем.

-- Ну, если так, -- оживившись, сказал молодой человек, -- и мой визит

особенно не помешает, я обязательно буду! -- улыбнувшись, согласился он

окончательно.

Они распрощались до вечера, и Миша направился в здание Университета, а

профессор съездил на своей машине в ближайшее кафе перекусить и снова

вернулся на работу.

Именно так это и было двумя часами назад, а потом..., а потом разговор

с Юс...

Внезапно, в размышления Аршиинкина-Мертвяка ворвалась студенческая

суета, возникшая словно ниоткуда -- наступил перерыв между лекциями.

Рыцарь Чести

Вечером Аршиинкин-Мертвяк находился у себя дома. Он сидел в своем

рабочем кабинете и время от времени посматривал на часы, между тем как, по

очереди, терпеливо оценивал шахматные задачи в брошюре, которую он сегодня

специально купил в киоске по дороге из Университета домой, он подыскивал

среди множества задач, на его взгляд, наиболее интересные, где бы

действительно он смог оказаться в затруднении, в случае, если бы он и в

самом деле взялся за их решение. Шахматы профессор не любил, но уважал их за

развитие логики, и он с удовольствием заменил бы игру в них на что-нибудь

более подходящее его сердцу, но такого занятия пока не находилось.

Наконец профессор отметил карандашом несколько задач и отложил брошюру

в сторону на видное место на своем рабочем столе.

'Половина седьмого' -- промыслил он про себя, когда в очередной раз

взглянул на свои ручные часы, -- 'Скоро должен быть и Миша. Насколько я

помню, -- продолжал внутреннее размышление Василий Федорович, -- Этот

молодой человек был всегда пунктуальным...'

Медленная туманность воспоминаний нежно и тепло стала окутывать

профессора и он, откинувшись на спинку дивана, в сонливой истоме липко

зевнул, опустил подбородок на грудь и мягко закрыл усталые за день глаза.

Нет, он совершенно понимал, что не спит, осознает свое присутствие

дома, в рабочем кабинете, сидящим на своем излюбленном диване... Плавно, не

отчетливо для того чтобы разглядеть, но достаточно для ласковой ощупи его

причудливых чувств, всплывали, откуда-то из неведомой, но понимаемой, точно

присутствующей, глубины, в которую теперь стремительно падал Василий

Федорович, видения его пережитого прошлого.

Видения прошлых лет заговорили о себе:

Тогда, они, Василий Федорович и дочь Юля жили уже без супруги и матери.

Все на двоих и для двоих. Юля и он -- дочь и отец. Он самостоятельно

воспитывал дочь: ухаживал за ней, обучал премудростям жизни. Юля все больше

взрослея, напоминала, да что там напоминала -- походила на свою маму, да что

там походила -- являлась ее волшебной копией: по форме и движениям тела, в