(стр.10)
мы в меру своих сил и представим читателю. Последующие шаги должны уже
более соответствовать устремлениям каждой отдельной личности, и в более или
менее детальной проработке нуждается лишь вопрос о египетских мотивах в
творчестве Ямвлиха, а точнее, о мотивах герметических, связанных с именем
Гермеса Трисмегиста, которым было подписано множество имевших в IV веке
хождение сочинений; их влияние на Ямвлиха трудно отрицать и разумнее лишь
оценить его меру.
* * *
Итак, если не важнейший, то, во всяком случае, центральный и ключевой
круг проблем, которые поднимались в античной философии и актуальность
которых сохранилась, по крайней мере, до времен Ямвлиха, а по сути, и
доныне, связан с понятием бытия. Аристотель, описывая сферу интересов своей
первой философии, отмечал: 'Снова и снова; издревле, и сейчас, и всегда ищут
и всегда встают в тупик, спрашивая, что есть сущее, т. е. что есть бытие' *.
Бытие предстает в эллинской философии в самых разных обличиях: как
собственно бытие ( ), как сущее ( v, ) и как сущность (
). Все эти слова объединены одной основой --глаголом , я есмь, и
проблему в общем можно сформулировать примерно так. Все вещи определяются с
использованием этого глагола, выступающего как связка: А есть В. Если же мы
попытаемся определить сам глагол-связку, то столкнемся с непреодолимыми
_________________________
* Аристотель. Метафизика, VII, 1, 1028Ь, 4. Цит. по: Бибихин В. В. Язык
философии. М., 1993. С. 180--181. В собрании сочинений Аристотеля перевод
этого пассажа несколько иной и, по-видимому, менее точный.
(стр.11)
трудностями; действительно, что есть 'есть'? А если предпринять попытку
определить сущее, то в этом случае окажется, что оно есть все, кроме
не-сущего; последнего же явно нет, и в итоге мы приходим к полной
неопределенности. Что же касается сущности, то какое мы можем вынести о ней
суждение? Ибо явно неразумно определять ее как устойчивое свойство или
качество: ведь без нее предмета попросту нет. Таким образом, как часто
бывает, мы приходим к тому, что, казалось бы, явное и очевидное рассыпается
и становится совершенно непонятным. Разумеется, остается скептический ответ:
мы употребляем слова 'бытие', 'сущность', 'сущее' по договоренности,
соблюдая принятые среди людей условности. Однако, поскольку такой ответ
оказывается, как и все скептические речения, скорее уходом от ответа, стоит
все-таки попытаться проследить, как положительная эллинская философия
отвечает на вопрос о бытии, не пугаясь рискованности и двусмысленности
данного исследования.
Но прежде следует сказать немного и о современном представлении о
бытии, как бы вобравшем в себя все весьма мало обоснованные амбиции
новоевропейского мышления. Рассмотрим следующее определение бытия: 'Бытие,
философская категория, обозначающая реальность, существующую объективно, вне
и независимо от сознания человека' *. Разумеется, это определение
некорректно: оно выводит бытие из существования, т. е. из самого себя. Кроме
того, если вспомнить реальную практику марксистской философии и то, что она
называет бытием и сознанием произвольным образом что угодно, подобное
определение может вызвать лишь усмешку. Однако лучше эту усмешку
____________________________
* Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 76. 12
(стр.12)
подавить--ибо в данном случае скорее подобает испугаться, как всякому,
оказавшемуся вдруг над бездной небытия. Ведь марксизм, квинтэссенция
новоевропейской мысли, лишь довел до абсурда давно высказанные претензии на
особенное положение сознания --внешнее, превышающее бытие, или стоящее ниже
его. Есть от чего прийти в благоговейный ужас: оказывается я, микрокосм,--
это : отдельная реальность, находящаяся в небытии (!) и обозревающая бытие
извне. Я или равно единому Богу монотеизма, или вообще ничто. Здравый смысл
яростно противится подобным воззрениям: для него очевидно, что существуют
мои эмоции, чувства, ощущения, мысли и т. п., существую, стало быть, и я как
личность, как душа и ум, и в той же мере существует и окружающее