Джеймс Редфилд

Селестинские пророчества (Часть 2)

-- он был открыт -- и забился между коробками и пахнущими

плесенью куртками. Я постарался спрятаться как можно лучше, но понимал, что

если кто-нибудь заглянет в шкаф, то меня найдут. Я старался не двигаться,

даже не дышать. Дверь в класс со скрипом отворилась, и я услышал, как вошли

несколько человек и, громко говоря по-испански, заходили по комнате. Мне

показалось, что кто-то подошел к стенному шкафу, молча постоял рядом и потом

отошел. Наступила тишина: никого не было слышно.

Прошло десять минут, прежде чем я тихонько отворил дверцу шкафа и

выглянул. В классе было пусто. Я подошел к двери. Похоже, за ней

никого. Я

быстро прошел в комнату, где прятались Санчес с солдатом. К моему

удивлению,

оказалось, что это совсем не комната, а какой-то коридор. Я

прислушался, но

ничего не услышал. Прислонившись к стене, я ошутил где-то глубоко

внутри

себя тревогу. Я негромко позвал Санчеса. Никто не откликнулся. Я был

один.

От ошушения тревоги слегка закружилась голова.

Я глубоко вздохнул и попытался убедить себя, что необходимо сохранять

хладнокровие и увеличить запас энергии. Несколько минут я старался изо всех

сил, пока все в коридоре не стадо выступать более четко. Я попытался излить

чувство любви. В конце концов я почувствовал себя лучше и принялся

размышлять о Себастьяне. Если он у себя, то Санчес обязательно отправится

туда.

В конце коридора была еше одна лестница, и я спустился по ней на первый

этаж. Через окошечко лестничной двери я осмотрел коридор. Никого.

Открыв дверь, я шагнул вперед, еше не зная наверняка, куда идти.

Неожиданно рядом из какого-то помещения донесся голос Санчеса. Дверь

была чуть приоткрыта. В ответ на слова Санчеса рокотал голос

Себастьяна.

Когда я приблизился к двери, она неожиданно распахнулась, стоявший за

ней

охранник приставил к моей груди дуло винтовки, заставил меня войти и

встать

у стены. Санчес бросил взгляд в мою сторону и, увидев, что это я,

положил себе ладонь на солнечное сплетение. Себастьян неодобрительно покачал

головой. Молодого солдата, который помог нам, нигде не было видно.

Жест Санчеса что-то означал. В голове промелькнуло одно: ему нужна

энергия. Он снова заговорил, а я сосредоточился на его лице, пытаясь постичь

его высшую суть. Его энергетическое поле стало шире.

-- Вы не имеете права скрывать истину, -- сказал Санчес. -- Люди вправе

знать ее.

Себастьян высокомерно глядел на Санчеса:

-- Эти откровения попирают Писание. Они не могут быть истиной.

-- Откровения не попирают Писания, а вот не открывают ли они для нас

сокрытый смысл Писания?

-- Мы знаем смысл Писания, -- проговорил Себастьян. -- И знали это

веками. Разве вы забыли годы учебы и то, чему вас учили?

-- Нет, не забыл, -- ответил Санчес. -- Но в то же время я знаю, что

эти откровения расширяют границы нашего духовного мира. Они...

-- Кем это сказано? -- уже срывался на крик Себастьян. -- Кто вообще

написал этот Манускрипт? Какой-нибудь язычник майя, выучившийся где-то

арамейскому языку? Что знали эти люди? Они верили, что есть

чудодейственные

места и таинственная энергия. Это были дикари. Развалины, где

обнаружено

Девятое откровение, называются Селестинскими храмами, Небесными

храмами.

Что вообше могло быть известно этим людям о небесах?

-- А сама их цивилизация, разве она сохранилась? -- раздраженно

продолжал он. -- Нет. Никто не знает, что случилось с майя. Они просто

исчезли без следа. И вы хотите, чтобы мы уверовали в этот Манускрипт?

Послушаешь, о чем там говорится, так можно подумать, будто мир во

власти

людей, будто по их воле в нем происходят перемены. Но это не в нашей

воле.

Это в воле Божией. Человек стоит лишь перед выбором -- соглашаться с

истинами Писания, чтобы обрести таким образом спасение, или нет.

-- Но вы только задумайтесь, -- возразил Санчес, -- что на самом деле

значит -- принять истины Писания и обрести спасение? Как это на самом

деле

происходит? Разве в Манускрипте не показывается во всех подробностях,

как

стать более одухотворенным, приобщенным, спасенным и какими реальными

ощущениями это сопровождается? И разве не открывается нам в Восьмом и

Девятом откровениях, что было бы, если бы так поступал