Джеймс Редфилд

Селестинские пророчества (Часть 1)

имейте в виду, что, в зависимости от степени совершенствования,

некоторые из

них будут более восприимчивыми собеседниками, чем другие. Я понимающе

кивнул.

Он улыбнулся и, пройдя к церкви, сел в старый грузовичок, которого я

раньше не видел. После нескольких попыток грузовичок завелся, и Санчес,

проехав за церковью, показался на дороге, которая поднималась в гору.

Несколько часов я просидел там же, стараясь собраться с мыслями и думая

о том, все ли в порядке с Марджори и удалось ли уйти от преследователей

Уилу. Несколько раз перед глазами вставала картина убийства человека

Дженсена, но я отгонял это воспоминание и старался сохранять

спокойствие.

Около полудня я заметил, что несколько пастырей накрывают посреди двора

длинный стол и расставляют еду. Когда стол был накрыт, к ним

присоединились

еше человек десять священнослужителей, которые расселись на скамьях,

наполнили свои тарелки и принялись за еду, не обращая ни на кого

внимания.

Многие приветливо улыбались друг другу, но разговоров не вели. Один из

них

посмотрел в мою сторону и указал на пищу.

Я кивнул, пересек двор и положил себе кукурузы и бобов. Казалось,

каждый из сидевших за столом остро ощущает мое присутствие, но никто со

мной

не заговаривал. Я сделал несколько замечаний по поводу еды, но мои

слова

были встречены лишь улыбками и вежливыми жестами. Когда я пытался

смотреть

кому-нибудь прямо в глаза, они опускали взгляд.

Расположившись в одиночестве на скамье, я продолжал свою трапезу. Овощи

и бобы были несоленые, но с приправой из зелени. Когда обед подходил к

концу

и все стали собирать посуду, из церкви вышел еше один священник и

принялся

торопливо наполнять свою тарелку. Он огляделся, иша, где сесть, и наши

взгляды встретились. Он улыбнулся, и я узнал в нем молодого священника,

которого совсем недавно видел за созерцанием. Я улыбнулся в ответ, и

тогда

он подошел ко мне и заговорил на ломаном английском:

-- Разрешите сесть на вашу скамейку?

-- Да, пожалуйста, -- ответил я.

Священник расположился рядом со мною и принялся неторопливо есть,

тщательно пережевывая пищу и время от времени с улыбкой поглядывая на

меня.

Он был небольшого роста, жилистый и подтянутый, с черными как смоль

волосами. Глаза у него были светло-карие.

-- Вам понравилась еда? -- поинтересовался он. Я держал тарелку на

коленях. В ней еше оставалось немного кукурузы.

-- О, да, -- ответил я и отправил ложку в рот. Я снова отметил про

себя, как неторопливо и тщательно юный священник пережевывает пишу, и

начал

так же вдумчиво доедать свою кукурузу, вспомнив, что таким образом за

столом

ели все.

-- Вы выращиваете овощи здесь, в миссии? -- спросил я. Он ответил не

сразу, неспешно проглотив то, что было во рту.

-- Да, еда -- это очень важно.

-- Вы созерцаете растения? -- продолжал расспрашивать я.

Он посмотрел на меня с нескрываемым изумлением:

-- Вы знакомы с Манускриптом?

-- Да, с первыми четырьмя откровениями.

-- И вы выращивали продукты?

-- О, нет. Я лишь набираюсь знаний обо всем этом.

-- Вы видите энергетические поля?

-- Да, иногда.

Какое-то время мы молчали, пока молодой священник, отправив в рот

несколько ложек, старательно пережевывал еду.

-- В пище мы в первую очередь и обретаем энергию, -- проговорил он. Я

согласно кивнул.

-- Но для того, чтобы в полной мере принять ее в себя из пиши,

необходимо оценить по достоинству... э-э... -- Мой собеседник, видимо,

подыскивал нужное слово по-английски. -- Смаковать, -- проговорил он

наконец. --

Вкус -- вот что главное. Нужно отдать должное вкусу. Вот в чем смысл

молитвы перед едой. Это не просто вознесение благодарности: молитва

предназначена для того, чтобы еда стала священнодействием, а энергия из

пиши

могла перейти в ваше тело.

Юноша пристально посмотрел на меня, словно пытаясь понять, дошло ли до

меня то, что он сказал.

Ни слова ни говоря, я лишь кивнул. Он задумался.

'Священник говорит о том, -- рассуждал я про себя, -- что подобным

неспешным смакованием пиши в действительности и обусловлен общепринятый

религиозный обычай вознесения благодарности, в результате чего из пищи

поглощается