о котором мы
говорили
с Добсоном. Я отчетливо представил себе все тысячелетие, словно часть
собственной жизни. Тысячу лет назад мы жили в мире, где были четко
обозначены Бог и духовная природа человечества. А потом мы это утратили
или,
точнее, решили, что должно быть что-то еще. Для этого мы послали
исследователей, которые должны были выяснить, как все обстоит на самом
деле,
и рассказать об этом. Но на это потребовалось слишком много времени, и
тогда
мы задались новой, более приземленной целью -- обустроиться в этом
мире,
создать себе больше удобств.
И мы обустроились. Мы обнаружили, что можно плавить руды металлов и
делать из них всевозможные приспособления. Мы открыли источники энергии
--сначала пар, затем бензин, электричество и атом. Мы создали современное
сельское хозяйство, наладили массовое производство, и теперь в нашем
распоряжении огромные запасы материальных благ и обширная сеть их
распределения.
Зов прогресса, желание каждого человека до выяснения истины обеспечить
собственную безопасность и достигнуть поставленных перед собой целей --
всеэто привело нас к благополучию. Мы решили создать для себя и своих
детей
условия для обустроенной и приятной жизни, и в результате нашей
деятельности
за каких-то четыреста лет было создано общество, которому доступны все
жизненные блага. Проблема заключается в том, что итогом нашего
целеустремленного и навязчивого желания покорить природу и создать для
себя
как можно больше удобств стало загрязнение естественных систем планеты
идоведение их до крайнего истощения. Так дальше продолжаться не может.
Добсон был прав. После Второго откровения обретение нами нового
понимания действительно казалось неизбежным. Мы близки к достижению
цели,
поставленной перед нашей цивилизацией. Мы осуществили коллективное
решение и
с завершением строительства благополучной жизни освободились от своих
страхов, чтобы раскрыться для чего-то еще. Я почти воочию видел, как
замедляет свой бег современность по мере того, как мы приближаемся к
концу
тысячелетия. Не отпускавшая нас в течение четырех веков цель
достигнута. Мы
создали средства материального обеспечения и теперь вроде бы готовы, --
а на
самом деле размышляем, стоит ли этим заниматься -- разобраться в смысле
своего существования.
Лица окружавших меня пассажиров были озабочены, но мне казалось, что я
заметил проблески понимания. Интересно, обратили ли они внимание на
странные
стечения обстоятельств?
Самолет начал снижение. Стюардесса объявила о скорой посадке в Лиме. Я
назвал Добсону свой отель и поинтересовался, где остановится он.
Историк
назвал свой и добавил, что от моего это милях в двух.
-- Что вы намерены делать? -- поинтересовался я.
-- Я как раз об этом размышлял, -- ответил он. -- Первым делом
собираюсь посетить американское посольство и сообщить, что меня привело
сюда, просто чтобы отметиться.
-- Неплохо придумано.
-- Потом хочу поговорить с как можно большим числом местных ученых.
Исследователи из университета Лимы уже сообщили мне, что им ничего не
известно о Манускрипте, но есть и другие ученые, которые проводят
раскопки
на руинах древних построек, и может быть, они захотят что-то
рассказать. Ну
а вы? Каковы ваши планы?
-- У меня их нет, -- признался я. -- Вы не будете возражать, если я
присоединюсь к вам?
-- Конечно, нет. Я как раз собирался вам это предложить.
Самолет приземлился, мы получили багаж и договорились встретиться позже
в отеле у Добсона. Я вышел на улицу в редеющие сумерки и подозвал
такси.
Воздух был сухой, дул резкий порывистый ветер.
Когда моя машина тронулась, я заметил, что за нами двинулось еще одно
такси и пристроилось сзади. Несколько раз мы поворачивали, однако такси
по-прежнему следовало за нами, и мне удалось разглядеть фигуру
единственного
пассажира на заднем сиденье. От охватившей меня нервозности засосало
подложечкой. Мой водитель понимал по-английски, и я попросил его ехать не
прямо
к отелю, а немного покататься поблизости. Я сказал, что мне хочется
посмотреть город. Водитель без лишних слов согласился. Такси все так же
висело на хвосте.