Диакон Андрей Кураев

Буддизм и христианство (Часть 4)

не внешнюю, не насильническую (ибо

насильническая борьба с христианством -- бессильная борьба).

У этого врага своя достаточно богатая культура, опирающая себя на

принцип, прямо противоположный принципу личности -- на принцип

безличного единства. Культура его имеет также свои истоки, свои мели,

свои внутренние коллизии и выходы из них, и именно эта культура, а не

безграмотный атеизм или жалкая пародия язычества наших выродков

христианства, могла бы дать из себя потоки, угрожающие европейскому

миру' (А. А. Мейер) [869].

А. Мейер, философ из лосевского кружка, окончивший свои дни в ссылке,

имеет в виду не только прямую пропаганду парабуддистских настроений и

восточных мотивов в Европе. Безличностное мироощущение само по себе

'многократно и многообразно' прорывается в мир христианской культуры в

форме всевозможных социальных и культурных движений. Марксизм,

психоанализ, структурализм, та линия лингвистической философии,

которая в человеке видит лишь орудие, которым язык проговаривает себя,

эстетизация национально-почвеннического мифа -- масок много. Суть

одна: усни, человек, признай, что твоя личная свобода и

ответственность лишь приснились тебе или твоему вновь обретенному

'абсолюту'...

И в целом вопрос о том, может ли Индия обогатить Средиземноморскую

культуру и добавить что-либо к радости Евангелия -- более чем спорный.

А вот то, что 'восточная мудрость' регулярно отравляла

Средиземноморский мир своим крайним нигилизмом и аллергией к личности,

свободе и жизни -- несомненно. Уже знаменитый древнегреческий

философский цинизм своим происхождением обязан путешествию Пиррона в

Индию. Пиррон заболел скептицизмом после посещения Индии во время

похода Александра Македонского [870].

Тем интереснее, кстати, что поход греков в Индию оставил свой след в

истории самой Индии. Ранние памятники буддистской культуры не дерзали

изображать Будду, и лишь под влиянием эллинистических мастеров после

вторжения Александра Македонского появляются изображения человеческого

лица в иконографии Просветленного -- причем, по выводу Ольденбурга,

'тип Будды в основе своей заимствован из типа Аполлона и облечен в

одеяние монаха... В индийское искусство вошел совершенно новый

элемент: он дал ему человеческое изображение Будды' *.

-----------------------

* Ольденбург С.Ф. Культура Индии, сс. 231 и 232. Кстати -- 'Обратное

влияние Индии на Запад в области искусства, если оно было, нам пока

неизвестно, за исключением некоторого, небольшого влияния на

мусульманское искусство Персии' (с. 234). XX век, впрочем, внес свои

коррективы. Немало культурных инициатив обратились к Востоку с

вопросами о смысле человеческого существования. В тех произведениях,

которые были созданы под восточным влиянием в XX столетии, много было

увидено и сказано верного о той духовной глубине человека и мира,

которая не улавливается позитивизмом. Однако, я убежден, что если бы

общественная мода разрешила паломничать за этой мудростью не в

Гималаи, а в христианский монастырь или храм на соседней улице,

европейский интеллектуал смог бы открыть не меньше таинственного и

удивительного в своей традиции. Но москвичи не ходят в Третьяковскую

галерею. Европейцы проходят мимо величайшей духовной традиции только

потому, что она недостаточно чужеродна.

Это событие из факта, принадлежащего лишь истории искусства,

становится культурологическим тезисом под пером Оливье Клемана:

'Благодаря походам Александра греческие художники наделили лицом

Будду, у которого прежде дерзали изображать лишь отпечаток ступни.

Сегодня же индийские влияния на западную духовность стремятся стереть

человеческое лицо' [871].

И все равно -- даже после того, как Будда обрел человеческое лицо,

оно отличается от того Лика, что увидели христианские художники. 'Даже

когда я вместе с прочими хорошо осведомленными, хотя и не слишком

педантичными людьми верил, что буддизм и христианство похожи, меня

удивляла потрясающая разница в их искусстве. -- писал Честертон. -- Я

говорю не о технике изображения, но о том, что хотят изобразить.