Но нет этого оптимизма в индийских религиях. Именно 'с переходом к
идее переселения в индийской культуре воцарился чуждый Ведам
пессимизм' [823]. Ранние индийские религиозные системы не знали ничего
о реинкарнации [824]. 'Веды' не знают о перевоплощениях, и лишь в
'Упанишадах' появляется эта идея. Но там она и называется 'знанием,
которое не пребывало ни с одним брахманом' (Брихадараньяка-Упанишада.
VI, 2,8).
И нельзя сказать, что это новое знание преподносилось как евангелие
('радостная весть'). Оно, по меньшей мере, озадачивало, а при своем
последовательном усвоении и просто ввергало в отчаяние. Уже в
Чхандогья-Упанишаде обращает на себя внимание ответ, который дает
вождю богов Индре созидающий дух Праджапати. Индра спрашивает: как
найти и различить свое истинное 'я'. Сто лет он проводит в
ученичестве, пока наконец ему не дается правильный ответ: 'Если
человек покоится в глубоком сне без сновидений, это -- его 'я', это --
Бессмертное, Достоверное, Всеобщее Бытие'. Индра отправляется в путь,
но скоро им овладевает сомнение; он возвращается и спрашивает: 'Но в
таком состоянии, о высочайший, человек ведь не знает о себе: 'это я',
и не знает: 'Они -- существа'. Человек предан уничтожению. Я не вижу
здесь ничего обнадеживающего'. -- 'Именно так, -- ответил Праджапати,
-- это действительно так' [825].
С.Н.Трубецкой -- друг и ученик Владимира Соловьева и, пожалуй, лучший
русский знаток истории философии, -- по этому поводу заметил:
'Последнее сомнение Индры относительно выгоды беспробудного сна --
сампрасады -- делает большую честь этому богу, так как многие из его
соотечественников вполне успокаивают свои сердца в немом ничтожестве
нирваны' [826].
Переселение не ведет к спасению; скорее надо искать спасения от него
самого. Отныне 'сумма и сущность всей индийской философии есть скорбь
метемпсихоза и способ избавления от нее' [827].
Поэтому сугубо странен энтузиазм европейских проповедников
реинкарнации. Ведь даже если есть реинкарнация, задача восточных
'спасителей' (от Кришны до Будды) -- найти путь, чтобы эта жизнь стала
последней.
Знает эту скорбь (правда, порожденную не как таковой идеей
реинкарнации, а идеями космических циклов) и библия. Ветхозаветный
мудрец Екклезиаст жалуется как раз на тот бесконечный космический
возврат, который утешал Сократа. 'Что было, то и будет; и что
делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает
нечто, о чем говорят: 'смотри, вот это новое'; но это было уже в
веках, бывших прежде нас' (Еккл. 1, 9-10). Ап. Павел называет цикл
узаконенной повторности 'суетой', от которой мается и стонет все
творение (Рим. 8, 20). Но теперь -- появилась надежда, и 'мы спасены в
надежде' (Рим. 8, 24). '
Эта надежда -- Христос и Его обетование: 'верующий Меня, не умрет
вовек' (Ин. II, 26). Если даже на эти слова Христа посмотреть глазами
человека, исповедующего философию реинкарнации, разве не очевидно, что
они возвещают свободу от перевоплощений тем, кто примет Евангелие и
соединится со Христом? Даже если бы Христос признавал перевоплощения
-- Он недвусмысленно возвестил, что 'верующий в Меня' будет избавлен
от морока перевоплощений. Христианину просто не нужно колесо сансары.
При этом полезно было бы помнить 'кармический закон', утверждающий,
что тот, кто знает более высокий путь освобождения, но следует
низшему, перерождается демоном в аду... Неужели путь Евангелия, путь
преп. Сергия Радонежского, путь преп. Серафима, путь апостола Павла
ниже пути оккультного духознайства?
Вот современный вариант 'пари Паскаля': если реинкарнации нет, а вы
верите в нее и не верите Евангелию -- вы готовите себе дурное будущее.
Если инкарнации нет, и вы веруете и живете сообразно Евангелию -- его
обетования станут вашими. Если же реинкарнация есть, а вы верите не в
нее, а лишь в уверение Христа, то вы будете свободны от реинкарнации и
вслед за Спасителем войдете в мир, не знающий смерти. Если же
реинкарнация есть, и вы признаете ее, -- то вам это все равно не сулит