Рудольф Штайнер

Истина и наука

последующее'. Эти предпосылки являются и для Фишера обстоятельством, почему

'сначала' должен быть установлен 'факт познания' и затем при помощи анализа

должны быть найдены способности познания, 'из которых объясняется самый факт

познания'.

На наши направленные против критики разума доводы можно было бы

возразить еще следующее. Можно было бы сказать, что всякая теория познания

должна была бы еще только приводить читателя туда, где можно найти лишенную

предпосылок исходную точку. Так как то, чем мы обладаем в качестве познания

в какой-нибудь момент нашей жизни, уже очень удалено от этой исходной точки,

и мы должны вновь искусственно к ней возвратиться. В самом деле, такой чисто

дидактический уговор относительно начала своей науки является необходимостью

для каждого гносеолога. Но эта наука должна во всяком случае ограничиться

указанием, насколько то начало познания, о котором идет речь, есть

действительно начало; она должна была бы состоять из совершенно само собою

разумеющихся аналитических положений и не ставить никаких действительных

содержательных утверждений, оказывающих влияние на содержание дальнейших

рассуждений, как это происходит у Канта. Гносеолог обязан также показать,

что принятое им начало действительно свободно от предпосылок. Но все это не

имеет ничего общего с самой сущностью этого начала, стоит совершенно вне

его, ничего не говорит о нем. При начале преподавания математики я также

должен стараться убедить ученика в аксиоматическом характере известных

истин. Но никто не захочет утверждать, что содержание аксиомы ставится в

зависимость от этих предварительных соображений21. Точно таким же образом

гносеолог в своих вводных замечаниях должен был бы показать путь, каким

можно прийти к свободному от предпосылок началу; но самое содержание этого

начала должно быть независимым от этих соображений. Но от такого введения в

теорию познания во всяком случае далек тот, кто подобно Канту в начале

ставит утверждения совершенно определенного догматического характера.

3 Теория познания после Канта

Ошибочная постановка вопроса у Канта оказала большее или меньшее

влияние на всех последующих гносеологов. У Канта взгляд, что все данные

предметы суть наши представления, является как результат его априоризма. С

тех пор этот взгляд сделался основным положением и исходной точкой почти

всех теоретико-познавательных систем. Все, что является для нас прежде всего

и непосредственно достоверным, - это единственно то положение, что мы имеем

знание о наших представлениях; это стало почти общепризнанным убеждением

философов. Г. Э. Шульце уже в 1792 году в своем 'Aenesidemus' утверждает,

что все наши познания суть просто представления и что мы не можем никогда

выйти за пределы наших представлений. Шопенгауэр со свойственным ему

философским пафосом высказывает тот взгляд, что прочным приобретением

кантовской философии является воззрение, что мир есть мое представление.

21 Обращаемся ли мы точно таким же образом с нашими собственными

теоретико-познавательными соображениями, мы показываем в главе 'Исходные

точки теории познания'.

Эдуард фон Гартман находит это положение настолько бесспорным, что в

своем труде 'Критическое обоснование трансцендентального реализма'

предполагает вообще только таких читателей, которые освободились критически

от наивного отождествления образа своих восприятий с вещью в себе и дошли до

признания абсолютной гетерогенности данного через посредство акта

представления, в виде субъективно-идеального содержания сознания, объекта

созерцания и независимой от акта представления и формы сознания,

существующей самой по себе вещи; т.е. таких читателей, которые проникнуты

убеждением, что вся совокупность того, что нам непосредственно дано, есть

ряд представлений22. В своей последней теоретико-познавательной работе

Гартман пытается, правда, еще и обосновать свой взгляд. Наши дальнейшие