Рудольф Штайнер

Истина и наука

нечто такое, что не есть просто данное, но есть данное лишь постольку,

поскольку оно в то же время произведено в акт познания?

Нам должно быть совершенно ясно, что это произведение мы должны иметь

снова данным во всей непосредственности. Для его познания не должно быть еще

нужды в заключениях. Из этого же следует, что чувственные качества не

удовлетворяют нашему требованию. Так как о том обстоятельстве, что они

возникают не без нашей деятельности, мы знаем не непосредственно, а только

через физические и физиологические соображения. Но действительно

непосредственно знаем мы, что понятия и идеи вступают в сферу

непосредственно данного всегда в акте познания или через него. Поэтому ни

один человек и не обманывается относительно такого характера понятий и идей.

Можно, конечно, счесть какую-нибудь галлюцинацию за данную извне, но никто

никогда не будет думать о своих понятиях, что они нам даны без нашей

собственной мыслительной работы. Сумасшедший считает реальными только вещи и

отношения, снабженные предикатом 'действительности', хотя бы фактически они

не были таковыми; но он никогда не скажет о своих понятиях и идеях, что они

появляются в мире данного без его собственной деятельности. Все другое в

нашем образе мира носит именно такой характер, что оно должно быть дано,

если мы хотим его пережить; только при понятиях и идеях наступает еще и

обратное: мы должны их произвести, если хотим их пережить. Только понятия и

идеи даны нам в той форме, которая была названа интеллектуальным

созерцанием. Кант и более новые, примыкающие к нему философы совершенно

отказывают человеку в этой способности, потому что всякое мышление относится

только к предметам и абсолютно ничего не производит из самого себя. В

интеллектуальном созерцании вместе с формой мышления должно быть

одновременно дано и содержание. Но не происходит ли это действительно при

чистых понятиях и идеях?33 Нужно только рассматривать их в той форме, в

которой они еще совершенно свободны от всякого эмпирического содержания.

Когда, например, хотят постигнуть чистое понятие причинности, то нельзя

держаться какой-нибудь определенной причинности или суммы всех причинностей,

но только лишь одного понятия ее. Причины и действия должны мы отыскивать в

мире; причинность как форму мысли должны мы сами произвести, прежде чем мы

сможем найти в мире первые. Но если держаться кантовского утверждения, что

понятия без созерцания являются пустыми, то было бы немыслимо доказать

возможность определения данного мира через понятия. Ибо, допустим, что даны

два элемента содержания мира: а и 6. Если мне надо отыскать отношение между

ними, то я должен это сделать при помощи определенного в смысле содержания

правила; но такое правило я могу произвести лишь в самом акте познания, так

как из объекта я потому не могу его извлечь, что определения этого

последнего должны быть еще только добыты при помощи правила. Такое правило

для определения действительного входит таким образом всецело в состав

логических сущностей чистых понятий.

Прежде чем идти далее, устраним еще одно возможное возражение. Именно:

кажется, как будто в нашем ходе мысли бессознательно

33 Под понятием я разумею правило, по которому соединяются в единство

бессвязные элементы восприятия. Например, причинность есть понятие. Идея

есть только понятие с большим содержанием. Организм, взятый совершенно

абстрактно, есть идея.

играет роль представление 'я', 'личного субъекта', и что мы

воспользовались этим представлением в ходе развития наших мыслей, не доказав

права на это. Это происходит, когда мы, например, говорим: 'мы производим

понятия', или 'мы ставим те или иные требования'. Но ничто в нашем изложении

не дает повода видеть в этих предложениях нечто большее, чем стилистические

обороты. То, что акт познания принадлежит какому-то 'я' и от него исходит,

это, как мы уже говорили, может быть установлено только на основании