Тот, кто продумает совершенно до конца этот ход мыслей, должен
согласиться, что если бы он был верен, то в содержании нашего сознания не
заключалось бы ни малейшего остатка того, что можно назвать внешним
существованием.
Гартман присоединяет к физическим и физиологическим доводам против так
называемого 'наивного реализма' еще такие, которые он называет философскими
в собственном смысле этого слова. При логическом обозревании обоих первых
доводов мы замечаем, что мы можем прийти, в сущности говоря, к указанному
результату только тогда, если мы будем исходить из существования и связи
внешних вещей, как их принимает наивное сознание, и затем исследуем, как
может этот внешний мир при нашей организации вступать в наше сознание. Мы
видели, что всякий след такого внешнего мира теряется для нас на пути от
чувственного впечатления до вступления в сознание, и в этом последнем не
остается ничего, кроме наших представлений. Мы должны поэтому принять, что
тот образ внешнего мира, который мы имеем в действительности, строится душой
на основании материала ощущений. Сначала из ощущений чувств зрения и
осязания конструируется пространственный образ мира, в который затем
включаются ощущения остальных чувств. Если мы
видим себя вынужденными мыслить известный комплекс ощущений как нечто
связанное, то мы приходим к понятию субстанции, которую мы рассматриваем,
как их носительницу. Если мы замечаем, что в какой-нибудь субстанции одни
качества ощущений исчезают, а другие снова появляются, то мы приписываем это
регулируемой законом причинности смене в мире явлений. Так, согласно этому
пониманию, весь наш образ мира слагается из субъективного содержания
ощущений, регулируемого нашей собственной душевной деятельностью. Гартман
говорит: 'Воспринимаемое субъектом всегда только модификации его собственных
психических состояний и ничто другое'29.
Теперь спросим себя: каким образом приходим мы к такому убеждению?
Схема пройденного хода мысли следующая: если существует внешний мир, то он
воспринимается не как таковой, но преобразуется, благодаря нашей
организации, в мир представлений. Мы имеем здесь дело с предпосылкой,
которая. будучи последовательно развита, упраздняет самое себя. Но способен
ли этот ход мысли обосновать какое-нибудь убеждение? Вправе ли мы
рассматривать данный нам образ мира как субъективное содержание
представлений только потому, что к этому взгляду приводит, если его строго
продумать, допущение наивного сознания? Ведь наша цель в том и заключается,
чтобы доказать недействительность самого этого допущения. Тогда оказалось бы
возможным, что доказана была бы неверность утверждения и все-таки был бы
верен результат, к которому оно приводит. Это, пожалуй, и могло бы
случиться; но тогда уже результат ни в каком случае не может быть
рассматриваем, как доказанный из этого утверждения.
Обыкновенно мировоззрение, признающее реальность непосредственно
данного нам образа мира как чего-то не подлежащего более сомнению, само
собой разумеющегося, называют наивным реализмом. Наоборот, противоположное
мировоззрение, считающее этот образ мира лишь содержанием нашего сознания,
называют трансцендентальным идеализмом. Таким образом, результат предыдущих
рассуждений мы можем выразить следующими словами: трансцендентальный
идеализм доказывает свою правилъностъ, оперируя для этого средствами
наивного реализма, к опровержению которого он стремится. Он прав, если
наивный реализм ложен; но эта ложность доказывается при помощи самого
неверного воззрения. Для того, кому это станет очевидным, не остается ничего
другого, как покинуть путь, намеченный здесь для достижения какого-либо
мировоззрения, и пойти иным путем. Но что же, должны ли мы искать этого пути
наугад, путем попыток, пока мы случайно не набредем на верный?
29Das Grundproblem der Erkenntnistheorie P. 37.