Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 1)

есть единство.

В мышлении нам дан элемент, соединяющий нашу особую индивидуальность в

одно целое с космосом. Когда мы ощущаем и чувствуем (а также воспринимаем),

мы суть отдельные существа; когда мы мыслим, мы все - единое существо,

которое все проницает. Такова более глубокая основа нашей двоякой природы:

мы видим, как в нас получает бытие прямо-таки абсолютная сила, имеющая

универсальный характер, но мы знакомимся с нею не при ее истечении из центра

мира, а на одной из точек периферии. Если бы имело место первое, то в

момент, когда мы приходим к сознанию, нам раскрылась бы вся загадка мира. Но

поскольку мы находимся в одной точке периферии и застаем наше собственное

существование заключенным в определенные границы, то мы вынуждены

знакомиться с областью, расположенной вне нашего собственного существа, с

помощью мышления, вторгающегося в нас из всеобщего мирового бытия.

Благодаря тому, что мышление в нас выходит за пределы нашего отдельного

бытия и находится в связи со всеобщим мировым бытием, в нас возникает

влечение к познанию. Существа без мышления лишены этого влечения. Когда им

противопоставляются другие вещи, от этого у них не возникает никаких

вопросов. Эти другие вещи остаются внешними для таких существ. У мыслящих же

существ внешняя вещь наталкивается на понятие. Оно есть то, что мы получаем

от вещи не извне, а изнутри. Соглашение, воссоединение обоих элементов,

внутреннего и внешнего, должно давать познание.

Итак, восприятие не есть что-то готовое, законченное, но только одна

сторона целостной действительности. Другая ее сторона - понятие. Акт

познания есть синтез восприятия и понятия. И только вместе восприятие и

понятие вещи составляют целую вещь.

Предшествующие рассуждения доказывают, что нелепо искать другой

общности в отдельных существах мира, кроме того идеального содержания,

которое нам предлагает мышление. Все попытки, стремящиеся к какому-то иному

мировому единству, кроме этого сопряженного в самом себе идеального

содержания, которое мы добываем посредством мысленного рассмотрения наших

восприятий, обречены на неудачу. Ни по-человечески личный Бог, ни сила или

материя, ни лишенная идей воля Шопенгауэра не могут иметь для нас значения

универсального мирового единства. Эти сущности принадлежат всецело лишь к

ограниченной области нашего наблюдения. Человечески ограниченную личность мы

воспринимаем только в нас, силу и материю - во внешних вещах. Что касается

воли, то она может считаться лишь проявлением деятельности нашей

ограниченной личности. Шопенгауэр намеренно избегает того, чтобы сделать

'абстрактное' мышление носителем мирового единства, и ищет вместо этого

чего-нибудь, что явилось бы ему непосредственно как реальность. Этот философ

полагает, что мы никогда не подойдем вплотную к миру, если будем

рассматривать его как внешний мир. 'В самом деле, никогда нельзя было бы

найти ни расследованного уже значения мира, который противостоит мне

исключительно как мое представление, ни перехода от него, как только

представления познающего субъекта, к тому, чем он кроме этого мог бы еще

быть, если бы сам исследователь был не чем иным, как чистым познающим

субъектом (крылатой ангельской головой без тела). Но ведь и сам он коренится

в этом мире, т. е. находится в нем как индивидуум, что значит: его познание,

которое выступает опорной предпосылкой мира как представления вообще,

безусловно опосредовано телом, возбуждения которого, как показано, являются

для рассудка исходной точкой созерцания этого мира. Но для чистого

познающего субъекта как та кового само это тело оказывается представлением,

как и всякое другое, - объектом среди объектов: движения и действия тела

известны ему в этом смысле не иначе, чем изменения всех прочих созерцаемых

объектов, и были бы ему так же чужды и непонятны, если бы их значение не

было для него разгадано совершенно другим образом... Для субъекта познания,

выступающего, благодаря своему тождеству с телом, как индивидуум, это тело

дано двумя совершенно различными способами: один раз как представление в

рассудочном рассмотрении, как объект среди объектов и, значит, подчиненный

их законам, и второй раз одновременно совсем иначе, а именно как то