Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 1)

непосредственно убедительным, даже

без всяких доказательств. 'Первое основное положение, которое философ должен

ясно осознать, состоит в познании, что наше знание не простирается поначалу

ни на что дальнейшее, кроме наших представлений. Наши представления суть

единственное, что мы непосредственно узнаем, непосредственно переживаем. И

именно оттого, что мы их непосредственно узнаем, даже самое радикальное

сомнение не в состоянии отнять у нас знание о них. Напротив, знание,

выходящее за пределы моего представления - я употребляю здесь это выражение

в самом широком смысле, так что под ним разумеется все, совершающееся в

психике, - не защищено от сомнений. Поэтому в начале философствования всякое

знание, выходящее за пределы представлений, должно быть категорически

полагаемо как подверженное сомнению' - так начинает Фолъкельт свою книгу о

'Теории познания Иммануила Канта'. Но то, что здесь таким образом

полагается, как если бы это была непосредственная и сама собою разумеющаяся

истина, на самом деле есть лишь результат мыслительной операции, протекающей

следующим образом. Наивный человек убежден, что предметы, как он их

воспринимает, существуют и вне его сознания. Но физика, физиология и

психология, кажется, учат, что для наших восприятий необходима наша

организация и что мы, следовательно, не можем знать ни о чем, кроме того,

что сообщает нам о вещах наша организация. Наши восприятия суть таким

образом модификации нашей организации, а не 'вещи в себе'. Намеченный здесь

ход мыслей Эдуард фон Гартман фактически охарактеризовал как тот, который

должен привести к убеждению в положении, что прямое знание мы можем иметь

только о наших представлениях (ср. его книгу 'Основная проблема теории

познания'). Так как вне нашего организма мы находим только колебания тел в

воздухе, представляющиеся нам как звуки, то отсюда заключают, что то, что мы

называем звуком, есть не что иное, как субъективная реакция нашего организма

на указанные движения во внешнем мире. Подобным же образом находят, что цвет

и теплота также суть только модификации нашего организма. При этом

придерживаются мнения, что оба эти рода восприятий вызываются в нас

действием во внешнем мире каких-то процессов, совершенно отличных от того,

чем являются переживания теплоты или цвета. Когда такие процессы раздражают

кожные нервы моего тела, то у меня возникает субъективное восприятие

теплоты, а когда они касаются зрительного нерва, то я воспринимаю свет и

цвет. Свет, цвет и теплота суть таким образом то, чем мои чувствительные

нервы отвечают на раздражения извне. Также и чувство осязания сообщает мне

не о предметах внешнего мира, а только о моих собственных состояниях. В

смысле современной физики можно было бы, пожалуй, помыслить, что тела

состоят из бесконечно малых частиц, молекул, и что эти молекулы не

непосредственно граничат друг с другом, но отделены известными расстояниями.

Следовательно, между ними - пустое пространство. Сквозь него они действуют

друг на друга посредством сил притяжения и отталкивания. Когда я приближаю

руку к какому-нибудь телу, то молекулы моей руки отнюдь не касаются

непосредственно молекул тела, но. между телом и рукой остается известное

расстояние, и то, что я ощущаю как сопротивление тела, есть не что иное, как

действие силы отталкивания, которую его молекулы оказывают на мою руку. Я

просто нахожусь вне этого тела и воспринимаю только его действие на мой

организм.

Дополнением к этим рассуждениям является учение о так называемых

специфических энергиях внешних чувств, выдвинутое И.Мюллером (1801 - 1858).

Оно состоит в том, что каждый орган внешних чувств имеет особенность

отвечать на все внешние раздражения только одним определенным образом. Если

воздействовать на зрительный нерв, то возникает восприятие света, все равно,

вызывается ли раздражение тем, что мы называем светом, или на нерв

воздействует механическое давление или электрический ток. С другой стороны,

в различных органах чувств одинаковыми внешними раздражениями вызываются

различные восприятия. Отсюда, по-видимому, следует, что наши чувства могут

сообщать лишь то, что происходит в них самих, но ничего о внешнем мире. Они

определяют восприятия в зависимости от своей природы.