Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 1)

определенным к поступку изнутри, а не извне. И поскольку человек

должен навязанное ему извне представление сообразно своему характеру сделать

сначала побудительной причиной, то он полагает, что он свободен, т. е. не

зависим от внешних побудительных причин. Но истина, по Эдуарду фон Гартману,

заключается в том, что 'хотя мы и сами возводим сначала представления в

мотивы, мы все же делаем это не произвольно, а по необходимости нашего

характерологического предрасположения и, следовательно, менее всего

свободно'. Однако и здесь остается совершенно непринятым во внимание

различие между побудительными причинами, которым я даю действовать на меня

только после того, как я их осознал, и такими причинами, которым я следую

без ясного знания о них. Но это непосредственно приводит к точке зрения, с

которой здесь должна быть рассмотрена проблема. Можно ли ставить вопрос о

свободе нашей воли вообще односторонне и сам по себе? И если нельзя, то с

каким другим вопросом он должен быть необходимо связан?

Если существует различие между сознательной побудительной причиной моей

деятельности и бессознательным побуждением, то и поступок, который влечет за

собой первая, нужно оценивать иначе, чем поступок, вызванный слепым

влечением. Таким образом вопрос об этом различии и будет первым. И только от

ответа на него будет зависеть та позиция, которую мы должны занять по

отношению к вопросу о свободе в собственном смысле слова. Что значит иметь

знание о причинах своей деятельности? Этот вопрос слишком мало принимали во

внимание, так как, к сожалению, всегда разрывали на две части то, что

представляет собой нераздельное целое: человека. Отличали действующего и

познающего, причем упускался из виду именно тот, о ком прежде всего идет

речь: действующий из познания.

Говорят: человек свободен, когда он находится под властью только своего

разума, а не животных влечений. Или же: свобода - это умение определять свою

жизнь и деятельность сообразно целям и решениям.

Но от подобного рода утверждений нет никакого проку. Ибо в том-то и

вопрос: действуют ли на человека разум, цели и решения с такой же

принудительностью, как и животные влечения? Если разумное решение возникает

во мне без моего участия и с такою же необходимостью, как голод и жажда, то

я могу следовать ему только вынужденно, и моя свобода есть лишь иллюзия.

Другое расхожее выражение гласит: быть свободным - не значит мочь

хотеть того, чего хочешь, но мочь делать то, что хочешь. Этой мысли дал

резко очерченное выражение поэт-философ Роберт Гамерлинг в своей 'Атомистике

воли': 'Человек, разумеется, может делать то, что он хочет, но он не может

хотеть того, чего он хочет, потому что его воля определена мотивами. - Он не

может хотеть, чего он хочет? Попробуйте-ка внимательнее подойти к этим

словам. Есть ли в них разумный смысл? Итак, свобода воления должна состоять

в том, чтобы можно было хотеть чего-нибудь без основания, без мотива? Но что

же значит хотеть, как не то, что у кого-то есть основание охотнее делать то,

а не иное, или добиваться того, а не иного? Хотеть чего-нибудь без

основания, без мотива означало бы: хотеть чего-нибудь, в то же время не хотя

его. С понятием хотения неразрывно связано понятие мотива. Без определяющего

мотива - воля есть пустая способность, только благодаря мотиву становится

она деятельной и реальной. Итак, это совершенно верно: человеческая воля

'несвободна' в том смысле, что ее направление всегда определено сильнейшим

из мотивов. Но с другой стороны, следует признать, что бессмысленно

противопоставлять этой 'несвободе' другую мыслимую 'свободу' воли, которая

доходила бы до того, чтобы мочь хотеть то, чего не хочешь' ('Атомистика

воли', т. 2).

Но и здесь речь идет лишь о мотивах вообще и упускается из виду

различие между бессознательными и сознательными мотивами. Если на меня

действует мотив и я вынужден следовать ему, так как он оказывается

'сильнейшим' из ему подобных, то мысль о свободе перестает иметь смысл.

Какой толк для меня в том, могу ли я что-либо сделать или нет, если сделать

это принуждает меня мотив? Дело идет поначалу не о том, могу ли я сделать

что-либо или нет, когда мотив уже подействовал на меня, а о том, существуют

ли только такие мотивы, которые действуют с принудительной необходимостью.