Можно также сказать:
эфирному телу свойственна жизнь, астральному телу сознание, а Я
воспоминание.
Еще легче, чем в заблуждении приписывать растению сознание, можно
подпасть в такое, чтобы говорить о воспоминании у животного. Это
располагается так близко, чтобы думать о воспоминании, когда собака опять
распознает своего хозяина, которого она, наверное, довольно долго не видела.
Все-же, на самом деле, основывается такое опять-распознавание вообще не на
воспоминании, но на нечто совершенно другом. Собака ощущает определенное
влечение к своему хозяину. Это влечение исходит из существа последнего. Это
существо доставляет собаке удовольствие, если хозяин присутствует для нее. И
каждый раз, когда выступает это присутствие (Gegenwart) хозяина, оно
является поводом к некому обновлению удовольствия. Воспоминание, однако,
только тогда имеется в наличии, когда существо не только со своими
переживаниями ощущает в настоящее время, но когда оно сохраняет таковые
прошлого. Можно даже это признавать и все-же впадать в заблуждение, что
собака имеет воспоминание. Можно было бы, именно, сказать: она печалится,
если хозяин ее оставляет, итак, у нее остается воспоминание о таковом. Также
это есть неправильное суждение. Через совместную жизнь с хозяином, его
присутствие становится потребностью для собаки и она воспринимает через это,
отсутствие аналогичным образом, как она ощущает голод. Кто не делает такие
различия, не придет к ясности об истинных взаимосвязях жизни. (См. замечание
#1)Из известных предосуждений против этого изложения будет возражено, что,
все-же, невозможно было бы знать, имеется ли или нет в наличии у животных
нечто, аналогичное человеческому воспоминанию. Такое возражение
основывается, однако, на необученном наблюдении. Кто действительно может
наблюдать соразмерно чувствам, как ведет себя животное в совместной связи со
своими переживаниями, тот заметит отличие этого поведения от поведения
человека. И ему станет ясно, что животное ведет себя так, как это
соответствует не имеющемуся в наличии воспоминанию. Для сверх-чувственного
наблюдения это ясно без дальнейшего. Все-же то, что непосредственно приходит
к сознанию при таком сверх-чувственном наблюдении, это может быть распознано
по его действиям в этой области также чувственным восприятием и его мыслящим
проникновением. Если говорят, что человек знает о своем воспоминании через
внутреннее Душевное наблюдение, которое он, однако, у животного не мог бы
установить, то в основе такого утверждения располагается роковая ошибка. То,
что человек имеет сказать о своей способности воспоминания, именно это он
вообще не может позаимствовать из внутреннего Душевного наблюдения, но
единственно из того, что он переживает в отношении к вещам и процессам
внешнего мира. Эти переживания он делает с собой и с неким другим человеком
и также с животными полностью равным образом. Это только кажущееся, которое
ослепляет человека, когда он полагает, что он судит имеющееся в наличии
воспоминание только при внутреннем наблюдении. То, что лежит в основе
воспоминания как сила, может быть названо внутренним; суждение об этой силе
приобретается также для собственной личности через взгляд на совместную
связь жизни во внешнем мире. И эту совместную связь может человек судить как
у себя, так также у животного. В отношении таких вещей наша употребительная
психология страдает от своих полностью необученных, неточных, в большей мере
через ошибку наблюдения, обманчивых представлений.
Для 'Я' означают воспоминание и забвение нечто полностью аналогичное,
как для астрального тела бодрствование и сон. Как сон заботам и тревогам дня
позволяет исчезнуть в ничто, так же простирает забвение покров над плохими
опытами жизни и гасит через это часть прошлого. И как сон является
необходимым, чтобы были заново усилены истощенные жизненные силы, так же
должен человек определенные части своего прошлого устранить из воспоминания,
если он должен стоять напротив новым переживаниям свободно и непредвзято.
Однако прямо из забвения возрастает его укрепленная сила для восприятие
нового. Думают о фактах, как обучение писания. Все отдельные подробности,
которые ребенок имел пережить, чтобы научиться писать, будут забыты. Что
остается, есть способность писания. Как мог бы человек