Рудольф Штайнер

Очерк Тайноведения (Часть 1)

и 'настоящим стремлением к

распознаванию'. На других это слово действует так, как если бы нечто под

этим подразумеваемое должно быть преподнесено им, что никаким другим путем

не является доступным и к чему их, соответственно их предрасположенности,

притягивает глубокое внутреннее желание познавания или Душевно утонченное

любопытство. Между этими резко друг другу противоположными мнениями

существуют всевозможные промежуточные ступени условного отклонения или

принятия того, что представляет себе один или другой, когда он слышит слово

'Тайноведение'. - Не оспаривается, что для некоторых слово 'Тайноведение'

имеет некое чарующее звучание, потому что кажется способным удовлетворить их

приверженную страсть, по естественному пути не достигнутого знания о

'неизвестном', полном тайны, даже непонятном. Ибо многие люди глубочайшее

желание своих Душ желают удовлетворить не через то, что может быть познано

ясно. Их убежденность исходит из того, что вне того, что человек мог бы

познать в мире, должно бы существовать нечто еще, что ускользает от

познания. С некоторым особенным абсурдом, который они не замечают, они

отклоняют ради глубочайших желаний познания все, что 'есть известно' и

желают зато позволить только то сделать действенным, о чем человек не мог бы

сказать, что это станет известно через естественное исследование. Кто

говорит о 'Тайноведении' сделает хорошо, чтобы держать перед глазами то, что

ему напротив стоят недоразумения, которые были вызваны от таких защитников

некоторого вида науки; от защитников, которые стремятся собственно не к

знанию, но к его противоположности.

Эти высказывания направляются читателям, которые не позволяют своей

непредвзятости допустить, что слово вызывает предосуждения через различные

обстоятельства. О неком знании, которое в каком-нибудь отношении должно

считаться как 'тайное', доступное только для некоторых через особую

благосклонность судьбы, здесь не будет речи. Будут правы в здесь

подразумеваемом употреблении слова, если подумают о том, что имел Гете

(Goethe) в этом смысле, когда он говорит о 'проявленных тайнах' в явлениях

мира. То, что в этих явлениях остается 'тайным', непроявленным, если

схватывают их только через чувства и интеллект, завязанный на чувствах, это

будет рассматриваться как содержание сверх-чувственного способа познания. (*

Происходило так, что выражение 'Тайноведение' - как оно составителем этой

книги употреблялось уже в прежних издания этой книги - прямо на том

основании отвергалось, потому что наука, однако, ни для кого 'тайной' быть

не может. Были бы правы, если бы дело так подразумевалось. Только это не

есть такой случай. Так же мало естественная наука может быть названа

'естественной' наукой в том смысле, что она каждому 'от природы

естественна', так же мало мыслит себе составитель под 'Тайноведением' некую

'тайную' науку, но такую, которая соотносит себя на, в явлениях мира для

обыкновенного рода познания, непроявленное, 'тайное', некую науку 'тайного',

'проявленной тайны'. Тайной, однако, такая наука не должна ни для никого

быть, кто свои познания ищет соответствующими ей способами.) - Тот, кто как

'науке' позволяет быть действенным только то, что через чувства и им

служащий интеллект становится явным, для того само-разумеется, что

подразумеваемое здесь как 'Тайноведение' не будет никакой наукой. Такой

некто должен был бы, однако, если он сам желал бы понять себя, признать, что

он отвергает 'Тайноведение' не из некого обоснованного воззрения, но через

некое, из своего чисто личного ощущения происходящего, безапелляционного

решения (Machtspruch). Чтобы это увидеть, необходимо только произвести

размышления над тем, как наука устанавливается и какое значение она имеет в

жизни человека. Становление науки, по существу, узнают не по предметам

которые наука охватывает; это узнают в выступающем в научном стремлении

образе действия человеческой Души. Как Душа ведет себя, тем что она

разрабатывает себе науку, на это должен быть обращен взор. Усваивают себе

привычку, устанавливать этот образ деятельности только тогда в действие,

когда откровения чувств входят в рассмотрение, тогда легко приходят к

мнению, что эти откровения чувств есть сущностное. И тогда не направляют