только после смерти, не находится в
противоречии ни с чем из того, что на самом деле переживается
во внешнем и внутреннем мире. Душа не чувствует ничего
невыносимого при мысли, что ее вещества и силы подчинены ходу
событий внешнего мира, не имеющих ничего общего с ее
собственной жизнью. При полной и непредвзятой отдаче себя жизни
душа не может открыть в глубинах своих ни одного возникающего
из тела желания, которое делало бы ей тягостной мысль о
разложении после смерти. Невыносимым могло бы стать лишь
представление, будто возвращающиеся во внешний мир вещества и
силы уносят с собой и изнывающую душу.
Приписывать внешнему миру совсем иное участие в жизни тела
при жизни, нежели после смерти, бессмысленно. Подобная мысль
постоянно отталкивалась бы от действительности, в то время как
мысль о совершенной тождественности участия внешнего мира в
теле при жизни, как и после смерти -- вполне здравая мысль.
Когда душа приняла эту мысль, она чувствует себя в полной
гармонии с откровением действительности. Она чувствует, что
благодаря этим представлениям она не вступает в противоречие с
данными действительности, которые говорят сами за себя и к
которым нельзя присоединить никакой искусственной мысли.
Не всегда отдают себе отчет, в каком прекрасном созвучии
находится естественное, здоровое чувство души с откровением
природы. Это может показаться настолько само по себе понятным,
что на это как будто и не стоит обращать внимания, и все же это
по видимости незначительное явление может многое осветить.
Ничего невыносимого не содержится в мысли, что тело разложится
на элементы, но бессмысленность заключена в представлении, что
то же постигнет и душу. Кто совершенно сознательно воспримет
эту мысль, тот ее почувствует как непосредственную
достоверность. Но так думают как верующие в бессмертие, так и
отрицающие его. Последние, может быть, скажут, что в законах,
которые действуют в теле после смерти, заключены также и
условия его отправлений при жизни; но они ошибаются, если
полагают, что могут на самом деле представить себе, будто
законы эти находятся в течение жизни в ином отношении к телу
как носителю души, нежели после смерти.
Само по себе возможно лишь представление, что и то особое
сочетание силы, которое выявляется в теле, настолько же
безучастно к телу -- носителю души, как и то сочетание, которое
обусловливает процессы в мертвом теле. Это безучастие
существует не по отношению к душе, но по отношению к веществам
и силам тела. Душа переживает себя в теле; тело же живет с
внешним миром, в нем, посредством его, и для него душевное не
имеет иного значения, как и события внешнего мира. Надо прийти
к воззрению, что тепло и холод внешнего мира имеют для
кровообращения такое же значение, как страх или стыд,
испытываемые душой.
Итак, прежде всего чувствуешь в себе законы внешнего мира
действующими в том совершенно особом сочетании, которое
сказывается в образовании человеческого тела. Ощущаешь это тело
как часть внешнего мира. Но внутреннему сочетанию его остаешься
чужд. Внешняя наука отчасти выясняет теперь то, каким образом
законы внешнего мира скрещиваются в том совершенно особом
существе, каким является человеческое тело. Можно ожидать, что
в будущем знание это будет все более подвигаться вперед. Но в
том, как должна думать душа о своем отношении к телу, ничего не
может изменить подвигающееся вперед знание. Напротив, все яснее
должно оно будет показать, что законы внешнего мира находятся в
одинаковом отношении к душе до и после смерти. Иллюзия ожидать,
что с успехами познания природы выяснится из законов внешнего
мира, как происходящие в теле процессы обусловливают душевную
жизнь. Эти процессы всегда будут являться такими, которые душа
ощущает как нечто столь же внешнее по отношению к ней, как и
то, что происходит в теле после смерти.