ядовито. Легко уяснить себе, что в
применении к миру животных можно говорить разве только об
отзвуках нравственного, но что в истинном смысле нравственная
оценка внесла бы только замешательство в то, что поистине
подлежит здесь рассмотрению. Только во взаимоотношениях
человеческой жизни начинает приобретать значение нравственное
суждение о ценности бытия. Это суждение есть нечто, в
зависимость от чего человек сам постоянно ставит свое
достоинство, когда он достигает того, что судит о себе самом
беспристрастно. Но никому, при правильном рассмотрении
чувственного бытия, не может прийти в голову смотреть на законы
природы как на нечто, подобное законам нравственным или хотя бы
только похожее на них.
Как только вступаешь в высшие миры, это становится иным.
Чем духовнее миры, в которые вступаешь, тем больше совпадают
законы нравственные с тем, что можно назвать для тех миров
законами природы. В чувственном бытии, когда говоришь о
каком-нибудь злом деле, что оно горит в душе, то сознаешь, что
говоришь не в прямом для этого бытия смысле. Знаешь, что
естественное горение есть нечто совсем другое. Подобного
различия не существует для миров сверхчувственных. Ненависть
или зависть являются там в то же время силами, действующими
так, что соответственные действия можно назвать природными
явлениями тех миров. Ненависть и зависть производят то, что
ненавистное или внушающее зависть существо действует на
ненавистника или завистника как бы пожирающим, погашающим
образом, так что возникают процессы уничтожения, наносящие
ущерб духовному существу Любовь действует в духовных мирах так,
что действие ее постигаешь как излучение тепла, плодотворное и
благоприятное. Можно заметить это уже на. человеческом
стихийном теле. В мире внешних чувств рука, совершающая
безнравственное дело, должна быть объяснена по законам природы
совершенно так же, как и та, что служит нравственной
деятельности. Но некоторые стихийные части человека остаются
неразвитыми, если отсутствуют соответствующие им нравственные
ощущения. И несовершенные образования стихийных органов должны
быть объяснены из нравственных свойств совершенно так же, как
по законам природы в чувственном бытии природные процессы
объясняются из законов природы. Но никогда нельзя заключать на
основании несовершенного развития чувственного органа о
несовершенном раскрытии соответствующей части в стихийном теле.
Надо всегда сознавать, что для различных миров существуют и
совсем различные виды закономерности. Человек может обладать
несовершенно развитым физическим органом; соответствующий
стихийный орган может быть при этом не только
нормально-совершенным, но даже совершенным в той мере, в какой
несовершенен физический.
Знаменательно выступает также различие сверхчувственных
миров от чувственного во всем, что связано с представлением
'прекрасного' и 'безобразного'. То, как применяются эти понятия
в чувственном бытии, теряет всякое значение, как только
вступаешь в миры сверхчувственные. 'Прекрасным', если иметь в
виду значение этого слова в чувственном бытии, может быть там
названо только такое существо, которому удается раскрыть другим
существам своего мира все, что оно в себе переживает, так,
чтобы эти другие существа могли-участвовать во всем его
переживании. Способность открываться всецело, со всем, что
внутри, и не иметь нужды что-либо утаивать в себе, вот что
могло бы быть названо в высших мирах 'прекрасным'. И это
понятое там всецело совпадает с полнейшей откровенностью, с
честным, открытым изживанием того, что данное существо содержит
в себе. 'Безобразным' могло бы быть названо то, что не хочет
раскрыть во внешнем явлении внутреннего содержания, которым оно
обладает, что задерживает в себе свое переживание и в отношении
некоторых свойств скрывается от других. Такое существо