иным, каким было бы приятно быть.
Эти особые самопознания бывают мучительными, удручающими
для души. Тот, кто хочет приобрести способность переживать вне
тела, не может их избежать. Ибо они неизбежно наступают
благодаря тому совсем особому отношению, которое он должен
выработать в своей душе. Но необходимы величайшие душевные
силы, когда речь идет о совсем общем человеческом самопознании.
Наблюдаешь себя с точки зрения, находящейся за пределами
прежней душевной жизни. Говоришь себе самому: ты смотрел на
вещи и события мира по своему человеческому существу и так
судил о них. Попытайся представить себе, что ты не можешь так
смотреть на них, так судить о них. Тогда ты вообще не был бы
тем, что ты есть. Ты не имел бы внутренних переживаний. Ты сам
был бы ничто. Так говорить себе должен не только тот, кто живет
в повседневности и лишь изредка создает себе представления о
жизни и о мире. Так должен сказать себе каждый ученый, каждый
философ. Ибо и философия только наблюдение и обсуждение мира
согласно свойствам человеческой душевной жизни. Но такое
обсуждение не может слиться с сверхчувственным внешним миром.
Оно отвергается этим последним. А тем самым отвергается и все
то, чем ты был до сих пор. Оглядываешься на всю свою душу, на
все свое 'я', как на что-то, что должно отбросить, если хочешь
вступить в сверхчувственный мир. Однако душа не может не
считать этого 'я' самым существом своим, пока она не вступит в
сверхчувственный мир. Она должна видеть в нем истинное
человеческое существо. Она должна сказать себе: через это мое
'я' должна я создавать себе представления о мире; это мое 'я'
нельзя мне потерять, если я не хочу потеряться сама как
существо. Ибо в ней сильнейшее стремление повсюду сохранить
свое 'я', чтобы не потерять всякую почву под ногами. Того, что
душа таким образом по праву должна ощущать в обыденной жизни,
нельзя ей больше ощущать, когда она вступает в мир
сверхчувственный. Она должна здесь перешагнуть порог, за
которым ей надлежит оставить не только то или иное ценное
достояние, но оставить то, чем она была доселе для самой себя.
Она должна сказать себе: что считалось тобой доселе твоей
сильнейшей правдой, то должно показаться тебе по ту сторону
порога к сверхчувственному миру сильнейшим заблуждением.
Перед таким требованием может душа содрогнуться и
отступить. То, что надлежало бы ей сделать, может она ощутить
так сильно как отдачу себя, как признание ничтожности своего
собственного существа, что у вышеозначенного порога она
признается себе в своем бессилии удовлетворить этому
требованию. Это признание может принять всевозможные формы. Оно
может проявиться совершенно инстинктивно, и человеку, который
думает и действует в таком духе, может показаться чем-нибудь
совсем другим. Он может, например, ощутить глубокое отвращение
ко всяким сверхчувственным истинам. Он может счесть их
мечтаниями, фантастикой. Он поступает так только потому, что: в
неведомых ему самому глубинах души-питает тайный страх перед
этими истинами. Он ощущает, что может жить лишь с тем, что
открывают ему его внешние чувства и рассудок. Поэтому он
избегает подходить к порогу сверхчувственного мира, объясняя
это тем, будто то, что находится за этим порогом,
несостоятельно перед лицом разума и науки. Но дело лишь в том,
что он любит разум и науку, какими он знает их, потому что они
связаны с его 'я'. Дело идет здесь в самой общечеловеческой
форме себялюбия. Последнее же поможет быть взято с собой в
сверхчувственными мир.
Но может случиться и так, что он остановится перед порогом
не инстинктивно, а сознательно дойдет до него и потом повернет
назад, потому что ощутит страх перед тем, что ему предстоит.
Тогда не легко будет ему изгладить те действия, которые
произошли для его обычной душевной жизни от приближения к