за рамки этой книги, так что я ограничусь только несколькими
короткими впечатлениями.
В специальных исследованиях, посвященных логике, праву или
какой-либо научной проблеме такие слова как 'вывод',
'свидетельство' и 'доказательство' являются техническими
терминами и имеют более точное значение, чем при употреблении
их в обычной жизни. В повседневном языке эти же самые слова
употребляются куда более свободно. Достаточно даже
поверхостного взгляда на многие сенсационные статьи в
популярных журналах, чтобы увидеть, что почти любая
малоправдоподобная история преподносится читателям, как
несомненное 'доказательство'.
В логике то, что может или не может быть сказано на
основании имеющихся предпосылок, не может носить случайного
характера. Оно совершенно точно определяется определенными
правилами, положениями и законами. Когда кто-то говорит, что он
пришел к определенным 'выводам', это означает, что любой
исследователь, который будет исходить из тех же самых
предпосылок, придет к тем же самым выводам, если только он не
сделает никакой ошибки.
Это замечание объясняет, почему я отказываюсь делать
какие-либо 'выводы' из моего исследования и почему я говорю,
что не пытаюсь конструировать доказательства очень древнего
учения о том, что жизнь продолжается после смерти тела. И все
же я знаю, что данные о предсмертном опыте имеют большое
значение. Единственное, к чему я стремился при создании этой
книги, - это найти некоторый средний путь для их интерпритации,
путь, который с одной стороны не отрицает этого опыта на
основании того, что для него не имеется логического или
научного обоснования, а, с другой стороны, лишен сенсационных
восклицаний о том, что 'доказано', что есть жизнь после смерти.
В то же время, как мне кажется, следует допустить, что
наша неспособность сформулировать такое доказательство связана
не с ограничениями, накладываемыми собственно предсмертным
опытом. Вероятно, это обусловлено ограничениями, присущеми
научному логическому мышлению. Не исключено, что в будущем
наука и логика будут отличаться от современных. (Следует
помнить, что исторически научная методология не представляла
собой неизменную статическую систему, а была изменяющимся,
динамическим процессом)
Итак, я говорил в конце моей книги не о выводах и
доказательствах, а о чем-то гораздо менее определенном, - об
ощущениях, вопросах, аналогиях, удивительных фактах,
нуждающихся в объяснении. По существу, правильнее, наверно,
говорить не о выводах, которые я делаю на основании моих
исследований, а о том, какое впечатление произвело данное
исследование на меня самого. На это я могу ответить следующее.
Есть что-то чрезвычайно убедительное в том, что видишь
человека, рассказывающего тебе о том, что он пережил, но эту
убежденность не так легко передать при написании книги. Для
этих людей их предсмертный опыт был совершенно реальным
событием, и благодаря моему знакомству с ними этот опыт стал
реальным и для меня.
Конечно, я понимаю, что этот довод психологический, а не
логический. Логика есть всеобщее достояние, а психологические
доводы таковыми не являются. При одних и тех же обстоятельствах
одно и то же событие произведет на одного человека одно
впечатление, а на другого совершенно иное. Это зависит от
мировоззрения человека, его темперамента и т. п. Я не хочу
утверждать, что мое отношение к данному исследованию должно
быть законом для всех остальных. В таком случае может
возникнуть вопрос: 'Если интерпритация этого опыта носит столь
субъективный характер, то зачем исследовать эти явления!' В
ответ на это я могу только еще раз указать на всеобщий интерес
людей к вопросу о природе смерти. Поэтому я думаю, что любой
свет, который может быть пролит на эту тайну, будет хорош.