Раймонд Моуди

Жизнь после жизни

слово в

окружающей нас обстановке тоже присутствовало, но поскольку мы

не понимали этого значения, то наше соэнание просто пропускало

его, не эамечая. То же самое произошло на одной моей недавней

лекции. Была объявленна дискуссия и первый вопрос был задан

одним врачом. Он спросил: 'Я долгое время работал в медицине,

если то, о чем вы говорите, происходит так часто, то почему я

об этом никогда не слышал?' Зная о том, что в аудитории

обязательно найдется кто-нибудь, кто энает об одном или

нескольких из таких случаев, я тут же обратился с вопросом к

аудитории: 'Слышал ли кто-нибудь еще о чем-либо подобном?' В

этот момент жена этого врача подняла руку и рассказала об одном

случае, который был весьма похож на то, о чем говорилось на

лекции. Произошло это с близким другом этих супругов.

Чтобы привести другой пример, я расскажу об одном враче,

который впервые узнал о подобных вещах, прочтя статьи в старых

газетах, упомянутых мною на лекции. На следующий день к нему

неожиданно приходит пациент и рассказывает случай, весьма

сходный с тем, о чем он читал. Врач установил, что этот пациент

ничего не знал о моих исследованиях. В самом деле, пациент

поведал ему свою историю лишь потому, что он был испуган и

расстроен тем, что с ним произошло, и пришел просто

посоветоваться с ним как с врачем. В обоих примерах врачи,

конечно, слышали о подобных случаях кое-что и раньше, но

относились к ним как к каким-то странным исключениям, а не как

к явлению широко распространенному и, таким образом, не

обращали на это никакого внимания.

Наконец, в отношении врачей имеется еще один фактор,

который помогает понять, почему столь многие из них незнакомы с

предсмертными феноменами, несмотря на то, что большинство

ожидает, что именно врачи должны больше всех других знать об

этом. В процессе подготовки врачей на медицинских факультетах

будущим докторам постоянно внушается, что они должны

остерегаться сообщений пациентов о том, что он чувствует.

Предполагается, что доктор должен больше обращать внимание на

объективные 'признаки' болезни, а не на субъективные ощущения

(симптомы) пациента, которые, впрочем, также содержат зерна

истины. Такое направление, конечно, вполне резонно, так как

легче иметь дело с чем-то объективным. Однако, такой подход

имеет следствием игнорирование предсмертного опыта больных,

поскольку лишь очень немногие врачи спрашивают об ощущениях и

переживаниях больных, которых они вернули к жизни после

клинической смерти. Поэтому я и думаю, что именно вследствие

такого подхода врачи, которые теоретически должны были бы

больше всех других людей быть осведомлены об этом, фактически

знают об этом немногим больше, чем все остальные.

'Обнаружили ли вы какие-либо различия в отношении данного

явления для мужчин и женщин?'

Как мне представляется, никакой разницы ни в содержании,

ни в типологии пережитого между мужчинами и женщинами нет. Я

встречал как мужчин, так и женщин, описывающих наиболее

характерные аспекты предсмертного опыта, которые уже

обсуждались, и нет ни одной детали, которая занимала бы больше

места в сообщениях, скажем, мужчин, по сравнению с опытом,

пережитом женщинами. И все же различия между мужчинами и

женщинами имеются. В целом, мужчины, пережившие предсмертный

опыт, рассказывают об этом более сдержанно, чем женщины.

Мужчины, гораздо чаще чем женщины, отвечали на мои письма лишь

кратким описанием пережитого, или даже возвращали назад мои

вопросы, когда я пытался получить более подробное интервью.

Мужчины гораздо чаще, чем женщины, отвечали примерно следующее:

'Я старался забыть это, подавить в себе'. Часто они намекали на

боязнь быть осмеянным, или даже они говорили о том, что

ощущения пережитого ими столь необычны, что не хочется о них

говорить. Я не могу привести какое-либо объяснение этому, скажу